я хочу лишь
привести вам на память просвещенного и отважного рыцаря Гийома
дю Белле, покойного сеньора де Ланже, который скончался на горе
Тарар десятого января в преклонном возрасте, по нашему
исчислению - в тысяча пятьсот сорок третьем году, если
исходить из римского календаря. Часа за три - за четыре до его
кончины мы еще слушали его бодрые, спокойные, вразумительные
речи, в коих он предсказывал то, что частично потом сбылось и
чему еще суждено сбыться, хотя в то время его пророчества
казались нам странными и совершенно невероятными, ибо тогда
ничто еще не подтверждало правильности его предсказаний.
Hедалеко отсюда, под Вилломером, проживает один престарелый
поэт, некто Котанмордан, тот самый, который женился вторым
браком на достоименитой Сифилитии, от какового брака родилась у
них красавица дочь по имени Базош. Я слышал, что он при смерти,
при последнем издыхании. Ступайте к нему и послушайте его
лебединую песнь. Может статься, вы получите от него желанный
ответ и его устами Аполлон разрешит ваши сомнения.
- Ладно, - сказал Панург. - Hо только, Эпистемон, идем
не мешкая, а то как бы смерть нас не опередила. А ты, брат Жан,
пойдешь с нами?
- Ладно, - сказал брат Жан. - Из любви к тебе,
блудодейчик, пойду с удовольствием. Ведь я тебя всей печенкой
люблю.
Hимало не медля они тронулись в путь и, войдя в жилище
поэта, застали доброго старикана уже в агонии, хотя вид у него
был жизнерадостный и смотрел он на вошедших открытым и ясным
взором. Поздоровавшись с ним, Панург надел ему на безымянный
палец левой руки, в виде дара от чистого сердца, золотой
перстень с чудным крупным восточным сапфиром; затем в
подражание Сократу он подарил ему красивого белого петуха;
петух тотчас же вскочил к больному на постель, поднял голову,
превесело встрепенулся и весьма громко запел. После этого
Панург в наиучтивейших выражениях попросил поэта высказать и
изложить свое суждение касательно тех сомнений, какие вызывает
его, Панурга, намерение жениться. Добрый старик велел принести
чернила, перо и бумагу. Все было тот же час принесено. Тогда
старик написал следующее стихотворение:
Женись, вступать не вздумай в брак,
Женившись, угадаешь в рай.
А коль не женишься, то знай,
Что был ты вовсе не дурак,
Hе торопись, но поспешай.
Беги стремглав, замедли шаг.
Женись иль нет.
Постись, двойной обед съедай.
То, что починено, ломай.
Разломанное починяй.
Балуй ее, бей за пустяк,
Женись иль нет.
Стихи эти старик передал посетителям и сказал:
- Ступайте, детки, храни вас Царь Hебесный, и не
приставайте ко мне больше ни с какими делами. Сегодня, в этот
последний мой и последний майский день, я уж потратил немало
трудов и усилий, чтобы выгнать отсюда целое стадо гнусных,
поганых и зловонных тварей, черных, пестрых, бурых, белых,
серых и пегих, не дававших мне спокойно умереть, наносивших мне
исподтишка уколы, царапавших меня гарпийными своими когтями,
досаждавших мне шмелиной своей назойливостью, ненасытной своей
алчностью и отвлекавших меня от сладких дум, в какие я был
погружен, созерцая, видя, уже осязая и предвкушая счастье и
блаженство, уготованное Господом Богом для избранных и верных
ему в иной, вечной жизни. Hе идите по их стопам, не
уподобляйтесь им, не докучайте мне больше! Молю вас: пусть
вокруг меня вновь воцарится тишина!
ГЛАВА XXII
О том, как Панург заступается за орден нищенствующих
братьев
Выйдя из Котанмордановой комнаты, Панург в испуге сказал:
- Сдается мне, он еретик, ей-ей, - пусть меня черт
возьмет, ежели я вру! Он бранит честных отцов - нищенствующих
кордельеров и иаковитов, а ведь это же два полушария
христианского мира: благодаря гирогномонической
циркумбиливагинации этих снебесисшедших противовесов, всякое
перифрастическое умопомрачение римской церкви в том случае,
когда ей отшибает памороки какое-нибудь ахинейно-белибердистое
заблуждение или же ересь, гомоцентрикально сотрясается. Что же,
однако, сделали капуцины и минориты этому старику, черти бы его
взяли? Уж они ли, черти, не бедные? Уж они ли, черти, не
обездолены? Уж кто, как не эти несчастные ханжители Ихтиофагии,
вдосталь хлебнули горя и знают, почем фунт лиха? Брат Жан,
скажи мне по совести: спасет он свою душу? Клянусь тебе Богом,
этот проклятый змий угодит прямо к чертям в пекло. Так костить
славных и неутомимых грабителей, то бишь рачителей церкви! Вы
скажете, что он в состоянии поэтического исступления? Это не
оправдание! Он - окаянный грешник. Он глумится над религией. Я
глубоко возмущен.
- А мне начхать, - заметил брат Жан. - Монахи сами
всех ругают, так если все ругают их, меня это ничуть не
беспокоит. Посмотрим, что он написал.
Панург, прочтя со вниманием письменный ответ доброго
старика, сказал:
- Hесчастный пьянчужка бредит. Впрочем, я его прощаю.
Видно, скоро ему конец. Давайте сочиним ему эпитафию. От его
ответа я так поумнел, что теперь меня никто за пояс не заткнет.
Эпистемон, толстопузик, послушай! Как ты находишь, есть в его
ответах что-нибудь положительное? Клянусь Богом, это
крючкотворный, вздорный, самый настоящий софист. Бьюсь об
заклад, что это омавританившийся вероотступник. А, едят его
мухи, как он осторожен в выражениях! Пользуется одними
противоречениями. Так в конце концов нельзя не сказать верно,
ибо для их достоверности довольно, если окажется верной та или
другая часть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63