Вернулся к столу, медленно и молча опустился в кресло, а рыжий, отвечая на вопрос в глазах блондинки, утвердительно кивнул.
Миллин опустила подбородок, почти прижав к груди, потом резко выпрямила шею, встала и, положив ладони друг на друга на уровне талии, произнесла, торжественно и внушительно:
– Я, избранная Первым голосом, объявляю присутствующему меж нами чужаку волю Круга. Ничто не должно быть предопределено. Ничто не должно быть известно до своего свершения. Ничто не должно мешать исполнению воли случая. Так было, так есть и так будет. Преступивший закон платит жизнью. Миллин ад-до Эрейя, старшина стригалей, сказала.
– Слат ад-до Рин, старшина забойщиков, согласился.
– Вехан ад-до Могон, старшина погонщиков, подтвердил.
Они вставали один за другим, серьезные и трогательно верящие в собственное право решать. Они выглядели настолько убедительно, что не было повода сомневаться: я – покойник. И очень скорый.
Но исполнению воли случая (особенно, рассчитанной и выверенной, пусть ожидаемой в иное время и в иных декорациях), и в самом деле, ничто не способно помешать: дверь зала распахнулась, по начищенному паркету прозвенели подковки сапог патруля покойной управы, а знакомый голос обрадованно и облегченно воскликнул:
– Вот он, этот человек!


***

Никогда не думал, что буду сердечно рад явлению по мою душу служек покойной управы, а вот поди ж ты… Что с людьми творят время и обстоятельства!
Совесть облегчало лишь одно: пришли за мной не по доносу, а после сурового дознания, примененного к осчастливленному мной днем парню. Видимо, легкость достижения победы ударила в белобрысую голову, и все мои предостережения и советы благополучно забылись, если наблюдатели из Плеча надзора заинтересовались многократными выигрышами ранее не блиставшей оными в игровых заведениях персоны. Полагаю, допрос занял не более четверти часа, и возможно, именно это обстоятельство продлило мою жизнь: как и в любой управе, в покойной каждая бумага, собирая разрешительные печати, путешествует из кабинета в кабинет строго предписанным маршрутом (и способна иной раз вовсе заблудиться и сгинуть), на что, сами понимаете, потребно время. А будь парень поупертее и провозись с ним дознаватели подольше, до полуночи указание об аресте не было бы вручено патрулю и… Нет, о плохом думать сейчас не буду. Сейчас я бодр и весел. Насколько вообще можно быть веселым, шагая в окружении стражников и чувствуя, как связанные за спиной руки без варежек постепенно застывают на морозе.
Но надо же оказаться таким везучим… Обыграл одного из старшин Пастушьих подворий, выслушал смертный приговор, а потом улизнул с самой плахи! И чужая алчность способна делать добро, как ни странно. Правда, на идущем рядом со мной парне лица нет: ни жив, ни мертв от страха. Любопытно, он больше опасается наказания со стороны властей или моей мести?
Вполголоса сообщаю:
– Надеюсь, ты понимаешь, что можешь теперь навсегда забыть о пропуске?
Он вздрагивает, сбивается с шага, и так не слишком спешного, потому что по еще пути в игровой дом патруль навещал питейное заведение и теперь солдаты с удовольствием поглощали горячительное, оправдывая себя в глазах взирающих с небес богов и ожидающего рапорта начальства тем, что согревают тела, вынужденные находиться в жестоких объятьях зимы.
– Эй, ты! Без разговоров! – Дергает за веревку приставленный ко мне стражник. Петли на запястьях врезаются в кожу, потом снова ослабевают и хоть ненадолго заставляют кровь шевелиться.
– Да брось, пусть треплют языками, – разрешает второй, поводырь незадачливого игрока. – У них другого развлечения, может, и вовсе не предвидится.
– Не положено, – огрызается первый, но получая в ответ укоризненное хмыканье, перестает обращать внимание на арестованных, и я уже совершенно ни о чем не беспокоясь, обращаюсь к парню:
– В каком по счету доме тебя взяли?
Он несколько шагов угрюмо сопит, но все же сознается:
– В четвертом.
Я разочарованно присвистываю.
– Не удержался? Я же говорил: две-три партии, потом иди дальше… Вся работу псу под хвост.
– Извини.
– Вообще-то, за такую подставу одним извинением не отделываются. Но ты хоть денег-то выиграл?
– А толку? Они все забрали.
– Ты еще пожалуйся на судьбу и оплачь будущее своей несчастной сестренки!
Он повернул голову и посмотрел на меня, зло щурясь:
– Думаешь, я нарочно рассказывал? Чтобы тебя разжалобить?
– Нарочно, не нарочно… Мне все равно. Особенно сейчас.
– Оно и видно.
Парень снова утыкается взглядом под ноги, словно ищет спасение в камнях мостовой.
Да, сестренка, скорее всего, существует. Возможно, не столь уж сильно бедствует, но известие о заключении братца под стражу с обвинением в мошенничестве с костями и возможной каторгой девицу не порадует. Кстати, ей еще придется заплатить немалую подать – в возмещение душевного ущерба, нанесенного мошенником честным игрокам. Хорошо, если выигранные монеты покойная управа вернет облапошенным, а если решит оставить себе, скажем, в качестве подарка к Зимнику… Да, сестренке не позавидуешь: тут уж даже если не собиралась продавать дом, а придется.
Но парня я отблагодарю. Пока только в мыслях, а потом… Может, и чем-то осязаемым. Не пожалею времени и сил, паду на колени перед Сэйдисс и испрошу у нее милости для человека, спасшего мою никчемную жизнь, не подозревая о совершении сего благого во всех смыслах дела. Если бы не жадность и азарт, лежал бы я сейчас в тихом переулке, глотая собственную кровь перерезанным горлом, и нашли бы меня в лучшем случае наутро, а то и позже, застывшего скрюченной ледяной куклой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123