Чистое
вживание и было бы отпадением акта в его продукт, что, конечно, невозможно. (94)
Видение как акт-поступок возвышается над бытием эстетическим как своим
продуктом. Это сложная проблема в риторическом изобретении - соотношение
поступка как действия и поступка как результата действия. Она решается,
возможно, на уровне типов речи, а не для общего случая.
Эстетическое видение есть оправданное видение, если не переходит своих границ,
но, поскольку оно претендует быть философским видением единого и единственного
бытия в его событийности, оно неизбежно обречено выдавать абстрактно выделенную
часть за действительное целое. (94)
Восприятие вообще обречено выдавать абстракции вместо целого. Целое требует
работы изобретения.
64
Эстетическое вживание (т.е. не чистое, не теряющее себя, а объективирующее
вживание) не может дать знания единственного бытия в его событийности, но лишь
эстетическое видение внеположного субъекту бытия (и его самого как внеположного
его активности, в его пассивности). Эстетическое вживание в участника не есть
еще постижение события. Пусть я насквозь вижу данного человека, знаю и себя, но
я должен овладеть правдой нашего взаимоотношения, правдой связующего нас единого
и единственного события, в котором мы участники, т.е. я и объект моего
эстетического созерцания должны быть определены [?] в единстве бытия, нас равно
объемлющем, в котором и протекает акт моего эстетического созерцания, но это уже
не может быть эстетическим бытием. Только изнутри этого акта как моего
ответственного поступка может быть выход в это единство бытия, а не из его
продукта, отвлеченно взятого. Только изнутри моей участности может быть понята
функция каждого участника. На месте другого, как и на своем, я нахожусь в том же
бессмыслии. Понять предмет - значит понять мое долженствование по отношению к
нему (мою должную установку), понять его в отношении ко мне в единственном
бытии-событии, что предполагает не отвлечение от себя, а мою ответственную
участность. Только изнутри моей участности может быть понято бытие как событие,
но внутри видимого содержания в отвлечении от акта как поступка нет этого
момента единственной участности. (94-95)
Вот исходный пункт изобретения в риторике поступка: понять предмет как правду
нашего взаимоотношения! В самой сердцевине бахтинской теории лежит выход вовне,
в социальные отношения. Вот она социология без социологизма, мы участники
65
единого и единственного события, которое и заряжает нас правдой понимания21.
Отсюда идет толчок к изобретению предмета через долженствование по отношению к
нему: я нахожусь в поиске-творчестве поступка как моего долга по отношению к
другому, причем этот долг не упраздняет мою единственность, а наоборот впервые
актуализует ее. Предшествующий пример Христа здесь очень показателен,
самоотречение его не есть потеря себя, а как раз утверждение себя в
долженствовании по отношению ко всем нам, утверждение, в котором и изобретается
единый и единственный поступок, приводящий к Событию свершения!
Но эстетическое бытие ближе к действительному единству бытия-жизни, чем
теоретический мир, поэтому столь и убедителен соблазн эстетизма. В эстетическом
бытии можно жить, и живут, но живут другие, а не я - это любовно созерцаемая
прошлая жизнь других людей, и все вне меня находящееся соотнесено с ними, себя я
не найду в ней, но лишь своего двойника-самозванца, я могу лишь играть в нем
роль, т.е. облекать в плоть-маску другого - умершего. Но в действительной жизни
остается эстетическая ответственность актера и целого человека за уместность
игры, ибо вся игра в целом есть ответственный поступок его - играющего, а не
изображаемого лица - героя; весь эстетический мир в целом лишь момент бытия
события, право22 приобщенный через ответственное сознание - поступок участника,
эстетический разум есть момент практического разума. (95)
Здесь мы имеем описание эстетического бытия как игры творческого процесса
изобретения. Игра - это жизнь-самозванец и это самозванство не обязательно
_________________
21 Ср.: П-Н.Медведев. Социологизм без социологии // Бахтин под маской. - М.,
1996. - Вып. 5 (1). - С.95.
22 Это слово как-то не стыкуется с остальным текстом.
66
со знаком минус, как это трактуют обычно комментаторы Бахтина, это двойничество,
методически верно осознанное, поставленное на свое место, и дает впервые
возможность человеческого изобретения, поступка, развернутого в речь, а не
только переживаемого - поступка высказывания. Ответственная речь требует
предварительного проигрывания, надевания плоти-маски другого, отмершего в
эстетическое восприятие мое. Ответственность актера-автора не просто сохраняется
в этой эстетической игре, а сама эта игра делает впервые возможным поистине
риторическое изобретение, создавая площадь-время для осознанной ответственности
поступка. Но разумеется эстетической игрой дело не завершается, сама по себе
игра есть технический момент изобретения-поступка, то самое реторике техне,
которое не должно быть оторвано от всего риторического, ответственного процесса
поступления.
Итак, ни у теоретического познания, ни у эстетической интуиции нет подхода к
единственному реальному бытию события, ибо нет единства и взаимопроникания между
смысловым содержанием - продуктом и актом - действительным историческим
свершением вследствие принципиального отвлечения от себя как участника при
установлении смысла и видения. Это и приводит философское мышление,
принципиально стремящееся быть чисто теоретическим, к своеобразному бесплодию, в
котором оно, безусловно, в настоящее время находится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53