Итак, роковой теоретизм - отвлечение от себя единственного - имеет место и в
формальной этике, здесь ее мир практического разума есть на самом деле
теоретический мир, а не тот мир, в котором действительно свершается поступок.
Поступок, уже свершенный в чисто теоретическом мире, нуждающемся в только
теоретическом же рассмотрении, мог бы быть,
80
и то только post factum, описан и понят с точки зрения формальной этики Канта и
кантианцев. К живому поступку в реальном мире здесь нет подхода. Примат
практического разума есть на самом деле примат одной теоретической области над
всеми другими, и потому только, что это область самого пустого и непродуктивного
общего. Закон законосообразия есть пустая формула чистой теоретичности. Менее
всего подобный практический разум может обосновать первую философию. Принцип
формальной этики вовсе не есть принцип поступка, а принцип возможного обобщения
уже свершенных поступков в их теоретической транскрипции. Формальная этика сама
не продуктивна и просто [1нрзб] область современной философии культуры. Другое
дело, когда этика стремится быть логикой социальных наук. При такой постановке
трансцендентальный метод может сделаться много продуктивнее. Но зачем тогда
называть логику социальных наук этикой и говорить о примате практического
разума? Конечно, не стоит спорить о словах: подобная нравственная философия
может быть и должна быть создана, но можно и должно создать и другую, еще более
заслуживающую этого названия, если не исключительно. (102)
Конечно не стоит спорить о словах, но возможна ли философия поступка, т.е.
созерцание без рокового созерцательства, незаинтересованность и непрактичность
без отвлечения от единственного себя, т.е. нетеоретическая теория, куда поступок
входил бы во всей незавершенности протекающего события, бытия-события?:
Мне кажется, что такая философия, философия без любви к отстраненной мудрости
невозможна по определению, как сказал бы Бахтин - contradictio in adjecto.
Конечно, можно не спорить о словах и назвать философией поступка то, что не
может быть
81
философией в традиционном понимании, но можно и должно назвать эту проповедь
меня единственного риторикой поступка, потому что, хотя тут тоже вскоре
возникнут дефинитивные парадоксы, риторика традиционно стоит в непосредственной
близости к реальному становящемуся в человеческом общении событию-бытию. Что
касается оксюморонности в словосочетании риторика поступка, то здесь парадокс
носит продуктивный характер, ибо реальный человеческий поступок всегда есть
говорящее бытие; событие общения, уяснение правды наших взаимоотношений не может
произойти вне слова (подробнее Бахтин напишет об этом в статье "Слово в жизни и
слово в поэзии" и чуть позже в "Марксизме и философии языка"). Причем такой
подход ни в коей мере не делает Бахтина "пансловистом", как это привиделось
Рыклину26, Бахтин прекрасно понимает, что слово - это не все (между прочим и
риторика это всегда понимала), но - ив этом суть бахтинской риторики
ответственности - все не без слова.
Итак, нами признаны неосновательными и принципиально безнадежными все попытки
ориентировать первую философию, философию единого и единственного бытия-события
на содержательно-смысловой стороне, объективированном продукте, в отвлечении от
единственного действительного акта-поступка и автора его, теоретически
мыслящего, эстетически созерцающего, этически поступающего. Только изнутри
действительного поступка, единственного, целостного и единого в своей
ответственности есть подход к единому и единственному бытию в его конкретной
действительности, только на нем может ориентироваться первая философия. (102)
Ergo, первая философия и есть риторика поступка, потому что автора его,
теоретически мыслящего эстетически созерцающего, этически поступающего,
__________
26 См. М.К.Рыклин. Сознание и речь в концепции М.М.Бахтина // Бахтин как
философ. М., 1992. - С. 175-189.
82
нельзя отделить от слова, автор этот - человек говорящий, человек действующий
словом и словом же объединенный в это самое единство действительной
ответственности. Только на слове и может конкретно-исторически ориентироваться
первая философия. Это справедливо и для первой философии Аристотеля, у которого
кроме большого органона и даже до него следует вычленить малый, исходный,
риторический органон - риторика-поэтика-топика - каковой, конечно, и является и
логически, и онтологически самой первой философией.
До конца ответственно только слово. Любая мысль, любое чувство, любое действие
вне слова пребывает и вне ответственности. Череда определенных ответственных
обещаний человека перед жизнью никогда не кончается, даже после смерти
продолжается его ответственность за сказанные слова, от которых, конечно,
неотделим никакой пocтупок! Можно несомненно и пренебречь этой речевой
ответственностью, но с ней теряется и твое единственное место под общим
риторическим солнцем, ты отпадаешь в дурную бесконечную единичность!
Поступок не со стороны своего содержания, а в самом своем свершении как-то
знает, как-то имеет единое и единственное бытие жизни, ориентируется в нем,
причем весь - ив своей содержательной стороне, и в своей действительной
единственной фактичности; изнутри поступок видит уже не только единый, но и
единственный конкретный контекст, куда относит и свой смысл, и свой факт, где он
пытается ответственно осуществить единственную правду и факта и смысла в их
единстве конкретном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53