е. теоретизирует ее, и
вследствие этого теряет индивидуальный поступок. Но долженствование есть именно
категория индивидуального поступка, даже более, категория самой
индивидуальности, единственности поступка, его незаменимости и незаместимости,
единственной нудительности, его историчности. Категоричность императива
подменяется его общезначимостью, мыслима подобно теоретической истине. (100)
Категорический императив определяет поступок как общезначимый закон, но лишенный
определен-
77
ного положительного содержания, это сам закон как таковой, идея чистой
законности, т.е. содержанием закона является сама законность, поступок должен
быть законосообразен. Здесь есть верные моменты:
1)поступок должен быть абсолютно не случаен,
2)долженствование действительно абсолютно нудительно, категорично для меня. Но
понятие законности несравненно шире и, кроме указанных моментов, содержит такие,
которые абсолютно несовместимы с долженствованием: юридическая общность и
перенос сюда ее мира теоретической общезначимости; эти стороны законности
предают поступок чистой теории, только теоретической справедливости суждения и
именно в этой своей теоретической оправданности [2нрзб] категорический императив
как общий и общезначимый. Кант и требует этого; закон, нормирующий мой поступок,
должен быть оправдан, как могущий стать нормой всеобщего поведения, но как
произойдет это оправдание? Очевидно, лишь путем. чисто теоретических
установлении: социологических, экономических, эстетических, научных. Поступок
отброшен в теоретический мир с пустым требованием законности. (100-101)
Второй недостаток следующий: закон предписан себе самой волей, она сама
автономно делает своим законом чистую законосообразность - это имманентный закон
воли. Здесь мы видим полную аналогию с построением автономного мира культуры.
Воля-поступок создает закон, которому подчиняется, т.е. как индивидуальная
умирает в своем продукте. Воля описывает круг, замыкает себя, исключая
индивидуальную и историческую действительную активность поступка. Мы имеем здесь
ту же иллюзию, что и в теоретической философии: там активность разума, с
78
которой ничего общего не имеет моя историческая, индивидуально-ответственная
активность, для которой эта категориальная активность разума
пассивно-обязательна, здесь то же оказывается с волей. Все это в корне искажает
действительное нравственное долженствование и совершенно не дает подхода к
действительности поступка. Воля действительно творчески активна в поступке, но
совсем не задает норму, общее положение. Закон - это дело специального поступка,
поступка-мысли, но и поступок-мысль в содержательно-значимой стороне положения
не активен, он продуктивно активен лишь в момент приобщения в себе значимой
истины действительному историческому бытию (момент действительной познанности -
признанность), активен поступок в действительном единственном продукте, им
созданном (реальном действительном действии, сказанном слове, домысленной мысли,
причем отвлеченная в себе значимость действительного юридического закона здесь
лишь момент). По отношению к закону, взятому со стороны его смысловой
значимости, активность поступка выражается только в действительном
осуществляемом признании, в действенном утверждении. (101-102)
Для нас здесь не так интересны эти внутрикантианские споры о сущности
категорического императива, а интересен ряд примеров продукта активности
поступка: это сплошь традиционные риторические категории - разговор о реальном
действительном, действии, сказанном слове, помысленной мысли - совсем не
случаен, в обратном порядке выстраивается традиционный риторический алгоритм от
мысли к слову, причем к действенному слову, но у Бахтина - ив этом разница -
действие как результат мысли и слова уже эксплицировано теоретически, задано как
новый категорический императив, который помещается не в общее место, а в
79
частную ситуацию общения конкретных людей, бытие которых, выражаясь
по-кьеркегоровски-хайдеггеровски, вот! - Что же делать? - спрашивают за всю
Россию Чернышевский и Ленин. - Да вот же! - отвечает по-немецки Михаил Бахтин
(Dasein). Нельзя ставить вопросы с общего места многих, потому что ответ все
равно каждый получит со своего индивидуального единственного места. Поступок (и
одновременно его изобретение) есть нахождения ответа на свой вопрос, вернее
постановка вопроса самому себе, потом (чисто методически, а не
последовательно-темпорально), чуть позже придут и общие места для того, чтобы
прояснить этот поступок другим. Прояснить теоретически, а не пояснить в
оторванности от свершения!
В этом смысле никак нельзя разорвать и помышление мысли, сказание слова и
совершение действия: все это моменты, говоря по-бахтински, единого поступка, и
нет никакой отдельной от поступка риторики, некой проработки речевой
дискурсивности: некоего нахождения материала; расположения сюжетов, тем,
аргументов; некоего выражения словесного, стилистического; а потом запоминание,
а потом произнесение - понятно, что все это Бахтину было не столько даже чуждо,
сколько казалось примитивным, наивность учебника, конечно, отталкивала от
школьной риторики, заставляла так или иначе от нее дистанцироваться, но от этого
сама тема бахтинской мысли не стала менее риторической ни на йоту. Все стадии
классического риторического алгоритма - моменты ответственного поступка! И
наоборот: начало новой, по-настоящему новой (отнюдь не просто нео-) риторики -
ответственный поступок, включающий в себя и теоретическую, и эстетическую
области.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53