Спускаться под землю одному или кого-то с собою брать - вопрос
уместный и весьма спорный. Разумеется, если ты внизу один, никто тебе не
поможет, не подстрахует, а случись что, не выручит. Однако на двоих и
риска вдвое больше. Как и вероятность оплошности, опрометчивого шага, не
говоря уже о степени молчания. Недаром кто-то из умных сказал: знают двое,
знают все.
Но главная причина заключалась в другом. Я не проводил научные
изыскания. Я писал свою книгу, явно враждебную режиму, который тогда был в
полном соку и силе: тех, кто перечил, гноили заживо, любое слово поперек
вызывало неодобрение властей, тяжелые последствия. Сам я волен был
располагать собой, как мне вздумается, но подставлять еще кого-то,
подвергать риску - зачем? Это была моя затея, моя ноша, и рисковать я мог
лишь собой.
Итак, я спускался, как правило, по ночам. Ночь имеет свои
преимущества. Во-первых, безопаснее: многие подземелья так или иначе
связаны с метро, там всегда высокое напряжение и только ночью его
отключают. Во-вторых, безопаснее: меньше чужих глаз. И в-третьих,
безопаснее: ночью не ходят поезда. К слову сказать, токосниматели
моторного вагона выступают с каждой стороны на четверть метра, стоит
замешкаться или зазеваться, как рискуешь остаться без ног.
Из дома я выходил заполночь. Большого желания никогда не испытывал,
напротив, уходил неохотно: мало радости натягивать резиновые сапоги,
старую робу и тащиться из дома в ночь. Да и вообще спуск под землю - дело
скучное: пыль, грязь, сырость, зловоние, крысы, каждый шаг сопряжен с
опасностью. Не говоря уже о колоссальных физических и психических
нагрузках - кому это в радость?
Обычно спуск происходил по вертикальному шахтному стволу.
Окольцованный чугуном или бетоном ствол гигантской трубой прорезает толщу
земли, изнутри по стене тянется железная лестница вроде тех, что висят по
стенам домов на случай пожара. Спуск на большую глубину по отвесной
лестнице - тоска смертная. Брошенный вниз камень летит долго, целую
вечность, прежде чем снизу донесется глухой удар.
На тонкой перекладине (металлический прут толщиной в палец)
чувствуешь себя неуютно: внятно ощущаешь пустоту под собой и вокруг. И так
понятна, так очевидна бренность существования - врагу не пожелаешь.
Само собой разумеется, что для спуска и подъема требуется изрядная
подготовка. Цена физической и психической формы здесь одна: жизнь! И не
чужая, не чья-то и не когда-нибудь в будущем, за тридевять земель, а
здесь, сейчас, твоя, твоя собственная жизнь, единственная, Богом данная,
неповторимая, потерять которую страшится всякий. В романе я тогда написал:
"Начав спуск, смельчак вскоре понимал, что поступил опрометчиво. В темноте
ничего не стоило сорваться, да и вообще на висячей лестнице всякое могло
стрястись: соскользнет ли с перекладины нога, рука ли занемеет, сил ли не
хватит или испугаешься высоты - все, одним жильцом на свете меньше". Как
говорится, устанешь падать.
Чтобы повысить надежность, я разработал целую систему тренировок:
каждый день бегал многокилометровые кроссы, упражнялся с гантелями,
эспандером, штангой, учился складываться, группироваться, подолгу висеть и
ползать.
Да, физическая подготовка играет под землей огромную роль, однако
психическая выносливость гораздо важнее: стоит поддаться страху, удариться
в панику, тобой овладеет отчаяние, и никакая физическая форма тебя не
спасет: ты обречен.
Длительный подъем и спуск опасны еще и своим однообразием,
монотонностью: лезешь, лезешь, без конца повторяешь одни и те же движения
- рука, рука, нога, нога - внимание притупляется, мышцы наливаются
усталостью, кажется, что дремлешь на ходу, что время остановилось, и
только глянув на фосфоресцирующий циферблат, удивишься: неужели прошло
столько времени?
Некоторый опыт у меня уже был. Юношей я не раз взбирался на "Столбы"
- высоченные скалы в тайге под Красноярском. Честно говоря, это спорт для
самоубийц: многие лазы, проложенные по стенам, названы именами их жертв.
Обычно мы лазили вдвоем с приятелем, но порознь, в одиночку и без
страховки - лезли по отвесным стенам, проходили щели и карнизы, и когда,
вконец обессилев, мы одолевали подъем, и оказывались в поднебесьи, нас
била дрожь от страха и напряжения; с высоты скал тайга мнилась мохнатым
ковром, выстилающим сопки.
Спуск в шахту начинался с верхнего коллектора и проходил вслепую, в
полной темноте. В этом состояло известное преимущество: в темноте не так
страшит высота. Отдышавшись и передохнув, я внимательно изучал обстановку,
не обнаружив в нижнем коллекторе ничего подозрительного, зажигал фонарь.
Свет под землей - особая забота. Оказавшись без света, человек обречен.
Вот почему приходилось запасаться фонарями, батареями, брать фонарик с
ручным приводом и рассовывать по карманам свечи, спички, зажигалки... В
тех редких случаях, когда я ходил с проводниками, они признавались, что
без света вряд ли выберутся.
Итак, роман в полной тайне жил своей отдельной жизнью на обочине
моего привычного обыденного существования - вдали от насущной работы и
будничных забот. Я писал прозу, сценарии, работал в кино - роман, как
терпеливый затворник, ждал своего часа. Иногда я уделял ему какое-то время
и вновь удалялся, понукаемый спешкой, неотложными интересами, суетой. Как
исправный сиделец, роман неспешно тянул свой срок скрытно от чужих глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117