Прикормленное начальство лениво и с трудом разоблачало проделки
высокопоставленных сидельцев -- инженеров, мастеров, учетчиков и
нарядчиков -- бузы нет, деньги есть -- пусть копошатся до поры...
Деньги -- лакомая сила. Есть они -- и к твоим услугам индюк-чай
хоть трижды в день, колбаса, сигареты, теплые шмотки, самые
миловидные на всей зоне "девочки", слуги из шестерок, письма на
волю и обратно, даже внеочередные свидания. Кто с воли "подкачку"
имеет, кто здесь на хлебном месте сидит. Работяга вламывает на
совесть, часть денег нарядчику отстегивает (тот мастаку, тот еще
выше), опять же в общак сдает, каптерщика подмажет -- но и на
себя остается, если работа есть. Иной трудила и на волю в семью
посылает, оставаясь кормильцем и опорой своим родным. Придурня --
от мастера и выше -- по-настоящему крупные бабки гребет, на сотни
тысяч в год залопачивают мужички, опять же если все в порядке.
Нетаки разнятся доходами, в зависимости от авторитета и
способностей, но тоже не бедствуют, разве только в картишки
продуются на год вперед.
Но деньги -- это не всС. Любой сиделец, от распоследнего
шестерилы до начальника производства знает, как хлипко его
нынешнее благополучие: фук -- и нет его. Масса тому причин может
быть -- болезнь, месть от зависти, конфликт с лягавским
начальством, или просто оплошаешь и в непонятное угодишь. В
большинстве случаев деньги способны выручить, или хотя бы
ослабить удар. Но существуют две ямы, из которых обратного билета
нет -- серьезное нарушение арестантских законов (работа на кума
или кража из тумбочки, например) -- одна из них. А вторая, почти
брат-близнец первой -- вызвать гнев Ларея-Кромешника. Ларей
производством не занимается, в промзону, кроме как по своим,
одному ему известным делам, не ходит и мастеров не трясет. Он
пахан паханов, зырковых, угловых и прочей высокопоставленной
черноты. Те "держат" зону, а он -- их. Он хранит и распределяет
общак, вершит суд и расправу, он определяет -- что кому положено,
а что не положено. Он дает зоне жизнь и закон. Он разбирает
конфликты на верхнем уровне в своей зоне и на других, откуда идут
ему просьбы разобраться и рассудить важнейшие вопросы; ему не до
простого сидельца. Но бывает и по-другому: подсядет в курилку,
потреплется с фратами и трудилами, как равный, не заносясь и не
через губу. Пристяжь стоит поодаль и в разговор не мешается.
Хватит духу -- изложи свои претензии. Выслушает, проверит и
припечатает решение. С одной стороны -- выгодная штука: после его
слова в твою пользу -- никто даже зуба не ощерит, ни прямо, ни
исподтишка. Но и опасно -- не раз и не два таких
ловкачей-челобитцев за кривду в крематорий отвозили. Нетаки
вообще перед ним трепещут -- больно строг и крут с ними. "С
нетака, с урки -- особый спрос" -- такая у него поговорка... Не
по плечу -- бери кайло, ныряй в трудилы.
Гек шел вдоль первой барачной улицы. В клубе, в каморке художника
его ждала учетчица кадров из вольных, безмужняя молодая еще баба.
Муж ее бросил с двумя детьми и отбыл в неизвестном направлении,
платили -- только чтобы с голоду не поумирали. Куда деваться --
приходилось подрабатывать. Ларей платил хорошо, целоваться не
лез, не унижал и не развратничал, как иные вольные...
Вслед за Геком плескался обычный хвост из десятка приближенных и
телохранителей. Сначала Гек пытался упразднить эту свиту, но
потом плюнул и оставил как есть: то срочное сообщение, то
наоборот -- кого-то из своих послать потребуется, то с промзоны
бегут жаловаться, то нужен громоотвод для очередного лягавого...
Сидельцу не к лицу любопытство, но всюду, где идет Гек -- торчат
из слепых барачных оконцев, из дверей бледные пятна -- сидельцы
таращатся на Самого, обмениваются впечатлениями: куда идет, на
кого смотрит... Шапки ломать перед ним -- не положено, однако
Соломан-Ассириец рвет казенный картуз с головы, прижимает руку к
сердцу и кланяется, стоя в дверях сапожной мастерской. Гек едва
заметно кивает и следует дальше -- тут не подхалимаж, от души
благодарность...
Дело было осенью. Гек шел по тому же делу и адресу, как вдруг из
барака вынырнул человек и бросился Геку наперерез. Поскользнулся
на осколке ледышки и шлепнулся перед Геком. Из барака уже бежали
к нему догонщики, из-за спины выскочили нерасторопные
дылды-охранники, но упавший, все еще лежа на спине, успел сложить
руки ковшиком и выкрикнуть: "Справедливости! Рассуди, пахан!" И
столько душевной муки и боли стояло в этом крике, что Гек
заколебался, а через секунду и вовсе передумал:
-Назад. Не трогать. Ты. Хряпа, если не ошибаюсь? Излагай, кто
он и почему бежал?
Польщенный до печенок тем, что его помнит сам Ларей, косноязычный
нетак Хряпа с помощью рук и слов-паразитов объяснил, что беглец
-- новенький, только что прибыл с Иневийской крытки с пятнахой на
плечах за изнасилование малолетней девочки. На следствии
подписался, а на суде отказался. Сегодня назначен для него разбор
с правилкой, как положено.
Гек задумался. Итог правилки заранее известен: "очко за очко"...
-Разбор отложить до вечера, я сам приду. Сразу после отбоя.
Присмотрите, чтобы к вахте не намылился. Не более того...
Соломан-Ассириец, через отца, ветерана войны, пятикратного
кавалера солдатского креста поселился в престижном районе Иневии,
где именным указом Господина Президента отцу подарили квартиру.
Отец был дряхл и болен, требовался пригляд и уход. Так Соломан
поселился у отца. Но однажды под утро полиция обнаружила у ворот
соседнего особняка бесчувственное истерзанное тельце семилетней
девочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154