Я изучал их и писал о них рассказы, и этого было
достаточно, но ведь это всего лишь крошечная частичка меня.
- Быть твоим другом, это такая честь для меня, Тим. Каждый нуждается
в друге. Я горжусь, что ты доверяешь мне.
Молча Тим минуту гладил кошку, затем взглянул с улыбкой.
- Как насчет того, чтобы послушать мою любимую шутку? - спросил он.
- Очень охотно, - ответил психиатр, напрягаясь почти при каждом
большом потрясении.
- Это записи. Я записал это с радиопрограммы.
Уэллес слушал. Он мало разбирался в музыке, но симфония, которую он
слушал, нравилась ему. Диктор очень хвалил ее в небольших вступлениях до и
после каждой части. Тимоти хихикал.
- Нравится?
- Очень. Я не вижу шутки.
- Я написал ее.
- Тим, это выше моего понимания! Но я все еще не понимаю шутки.
- Шутка в том, что я написал ее с помощью математики. Я вычислил, как
должны звучать радость, горе, надежда, торжество и все остальное, и - это
было как раз после того, как я изучил гармонию; ты ведь знаешь какая она
точная.
Потерявший дар речи Уэллес кивнул.
- Я разработал гармонию на основании разных метаболизмов - каким
образом вы действуете под влиянием этих эмоций; каким образом изменяется
скорость вашего обмена веществ, пульсация вашего сердца, дыхание и все
такое. Я отправил ее дирижеру одного оркестра, который не имел
представления о том, что это была шутка - конечно, я ничего не объяснил -
и сыграл музыкальное произведение. А я получил также приятный авторский
гонорар.
- Ты все же сведешь меня в могилу, - с глубокой искренностью произнес
Уэллес.
- Не говори мне больше ничего сегодня; я больше не в состоянии
воспринимать. Я иду домой. Может быть, к завтрашнему дню я и пойму шутку и
вернусь посмеяться. Тим, были ли у тебя когда-нибудь в чем-нибудь неудачи?
- Два шкафчика заполнены статьями и рассказами, которые не удалось
продать. Я страдаю из-за некоторых из них. Была сказка о шахматах. Видишь
ли, в игре "Сквозь зеркало", а это была не очень хорошая игра, трудно было
ясно понять связь сказки с ходами игры.
- Я вообще никогда не мог понять это.
- Я думал, что было бы забавно провести игру на первенство и написать
об этом фантазию, как если бы была война между двумя небольшими старыми
странами, в которой участвовали бы шахматные фигуры, кони, и пехотинцы.
Были бы укрепленные стены, ладьи, под охраной командиров, и епископы,
слоны, не могли сражаться так, как воины, и, конечно, королевы - это
женщины, их не убивают, не в сражении врукопашную, и... ну, понимаешь? Я
хотел разработать нападения и взятие в плен и сохранить людям жизнь.
Необычная война, как ты понимаешь, и сделать так, чтобы стратегия
игры и стратегия войны совпали, и чтобы все кончилось хорошо. И у меня
ушло так много времени на то, чтобы разработать это и записать. Чтобы
представить эту игру, как игру в шахматы, а затем преобразовать ее в
действия людей и их побуждения, и наделить их речью, которая бы
соответствовала разным типам людей. Я покажу это тебе. Мне понравилось
это. Но никто ведь не напечатает это. Шахматисты не любят выдумок, никто
не любит, кто занимается шахматами. У человека должен быть особый склад
ума, чтобы ему нравилось и то, и другое. И это было разочарованием. Я
надеялся, что эта сказка будет напечатана, потому что тому малому
количеству людей, которым нравятся вещи такого сорта, очень бы понравилась
эта сказка.
- Уверен, что мне понравится.
- Вот, если тебе нравятся такие вещи, так это то, чего ты всю свою
жизнь прождал напрасно. Никто другой этого не сделал, - Тим запнулся и
покраснел, как свекла. - Понятно, что имела в виду моя бабушка. Как только
начинаешь хвастаться, остановиться не можешь. Прости, Питер.
- Дай мне рассказ. Ничего не имею против, Тим, хвастайся передо мной
всем, чем хочешь, я пойму. Ты мог бы срываться, если бы никогда не выражал
своей законной гордости или удовольствия от подобных достижений. Что я не
понимаю, так это как тебе удавалось так долго скрывать это все.
- Я должен был это делать, - сказал Тим.
Рассказ был таким, как и утверждал юный автор. В тот вечер Уэллес
хихикал, читая рассказ. Он перечитал его и проверил все побуждения героев
и линию их поведения. Это было, на самом деле, прекрасное произведение.
Затем он вспомнил о симфонии, и на этот раз был в состоянии посмеяться. Он
просидел за полночь, думая о пареньке. Затем он принял снотворное и лег
спать.
На следующий день он отправился повидать бабушку Тима. Миссис Дэвис
любезно приняла его.
- Ваш внук очень интересный мальчик, - осторожно начал Питер Уэллес.
- Я прошу вас оказать мне любезность. Я провожу обследование разных
девочек и мальчиков в этом районе, их способностей и анкетных данных, и их
окружения, и особенностей их характеров, и все такое. Конечно, никаких
имен не будет упомянуто, сохранится только статистический отчет, в течении
десяти лет или больше, и некоторые истории болезней могли бы быть
опубликованы позднее. Можно было бы включить Тимоти?
- Тимоти такой хороший, нормальный мальчуган, я не вижу в чем состоит
цель его включения в подобное обследование.
- Вот в этом и все дело. В этом обследовании мы не занимаемся плохо
приспособленными детьми. Мы исключаем всех психически больных мальчиков и
девочек. Мы интересуемся теми мальчиками и девочками, которые успешно
решили свои юные проблемы и хорошо приспосабливаются к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82