– Сдурел? Чека только и ждет твоего салюта…– Зачем? – спросил чернобородый. – Без шума… – И вытащил из-за голенища длинный, тускло замерцавший в отблесках костра нож.Проня размазал кровь на щеке – Петька все же не зря швырнул дротик, – зло прищурившись, долго вглядывался в лица друзей. И столько злобы было в этом взгляде, что Петька опять зашевелился, пытаясь либо высвободить руки, либо вытолкнуть изо рта кляп.Хотя бы крикнуть:«Режь, гад! Режь, фашистское отродье! Далеко не уйдешь!..»Но руки были связаны крепко, а грязная тряпка, казалось, раздирала рот, и от бессильной ненависти слезы выступили на глазах у Петьки.Проня захохотал. Проня думал, что это слезы страха. Проня взял у чернобородого его нож и подошел к друзьям.Никита замер, глядя ему прямо в глаза, затаил дыхание, чтобы не выказать страха. «Режь!»Петька опять рванулся в бессилии.Проня усмехнулся.– Это ж большевистские змееныши… – сказал он, отходя к костру. – Свиньи… Их режешь – они горло подставляют… Надо по-другому… – Сел, воткнул нож в землю перед собой. – Незачем оставлять лишних следов… Они сдохнут и так… А тогда – бросим под горой… Милиция найдет – решит: от истощения. Заблудились в пещере… – Повторил: – К чему лишние следы?.. Положим рядом какой-нибудь гнилой мухомор… – И, довольный своей выдумкой, он опять захохотал.– Надо уходить, – сказал чернобородый.– С чем? – зло спросил Проня, тряхнув седыми космами. – Пойти в магазин? Дайте водки? Или в парикмахерскую – побриться? Лучше тогда напрямую – в чека! Там и побреют, и покормят!Чернобородый помолчал.– Может, все-таки зарыть? – опять кивнул на Никиту и Петьку.– Будут искать! Надо, чтоб не искали! – отрезал Проня. – Двое суток в нашем распоряжении еще есть…Друзья и не помнили, когда говорили между собой, что их не будут искать четыре дня.Выходит, эти бандиты следили за каждым их шагом.– Завтра надо достать жратву… – подытожил Проня. И, взяв Петькину веревку, разрезал ее пополам. – Утро вечера мудренее… Давай, чтоб они случаем не дали деру…Петьку оттащили к дальнему концу поляны и, усадив на землю, привязали к дереву. Чернобородый хотел привязать стоя, Проня запретил.– Синяков не должно быть, следов от веревок не должно быть, крути аккуратно. Они сдохнут своей смертью…Потом грабители потушили костер и тут же, на поляне, улеглись спать.Обессиленные, разбитые, друзья не могли потом сказать, спали они или теряли сознание в эту холодную ночь… Но когда пришли в себя, было уже светло. Прощание Лес шумел, перекликался на разные голоса.Петька проснулся оттого, что Проня, взяв его за подбородок, несколько раз приподнял ему голову, больно стукнув затылком о дерево.– А, живой… – сказал Проня.Чернобородый складывал на потухшем пепелище хворост, чтобы снова разжечь костер.От своего дерева на Петьку глядел Никита.Петьке показалось, что он еще не проснулся и видит страшный сон, неправдоподобный и явственный одновременно…Он весь окоченел, по всему телу расползлась дрожь. Сначала медленная, потом сильней, сильней – его стало бить как в лихорадке.Петька хотел остановить это биение и не мог.Вдруг Никита как-то страшно захрипел, дернулся раз, потом еще раз, голова его свисла набок, и, осев, он скрючился на веревках.Проня подошел к нему и выдернул изо рта кляп.– Это что еще за блажь? – спросил от костра чернобородый.Никита так и остался без движения, обвисший на веревках.Проня тронул его за голову.– Живой… – Потом обернулся. – Нам не надо, чтобы они задохнулись. Я не хочу сесть миллионером в каталажку. Они заблудились в пещере и умерли от жажды, едва выбрались оттуда!Чернобородый мрачно хмыкнул.А Проня подошел и выдернул кляп из Петькиного рта, ударил его этим кляпом по голове.– Теперь они так и так не раскричатся.Петька глядел на Никиту и не сразу понял – что это, когда щеку обожгла горячая, как огонь, слеза.Бандиты доели остатки хлеба из их котомок.Проня сказал:– Не будем терять время, надо идти за жратвой.– Надо… – подтвердил чернобородый.– Деньги у тебя? Я покараулю здесь, – сказал Проня.Чернобородый, хохотнув, сразу оборвал смех.– Деньги я могу отдать тебе, сам покараулю.Между ними разгорелся спор. Никто не хотел оставлять другого возле ящика с драгоценностями.Наконец решили идти вместе. Это примирило обоих.– А с этими? – спросил чернобородый.– Пусть сдыхают.– К черту! Прикончим – это будет вернее!Проня опять разозлился.– Они сдохнут и так! Сдохнут от жажды! Мы заметем сразу все следы. Не трусь! Я знаю, что такое тайга. Их будут искать неделю, пока найдут! – Добавил: – И не к чему на себя лишнее брать… Мы еще в России…Где-то за Петькиной спиной взошло солнце и всполошило мошкару. Но сначала Петька еще чувствовал ее укусы, а потом все: и жажда, и отеки в затянутом веревками теле, и опухшее от укусов лицо – слилось для него в одно сплошное одеревенение.Грабители притушили костер, убрали за собой следы ночевки и, взяв ящик, потащили его в лес.Проходя мимо Петьки, чернобородый замахнулся, хотел ударить его. Проня взвизгнул:– Не надо синяков! Я говорю – не надо синяков!Чернобородый зарычал в ответ, но руку опустил.– Синяки будут от веревок.– Веревкой они сами себя уже исполосовали. А не сдохнут, так… мы вернее… С той самой скалы… И живого места не останется… Скажут – веревка не выдержала.Когда шаги их растворились в тайге, Петька выждал еще несколько минут и хотел окликнуть Никиту. Но Никита сам вдруг выпрямился, потянулся, насколько позволяли ему веревки, расправляя отекшие суставы, огляделся по сторонам.– Никита, – едва слышно, чужим, непослушным ртом, в котором едва ворочался деревянной колодой язык, позвал Петька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102