На носовой палубе «Верны» в надетом на голове шлеме, с копьем в руке стоял Таб.Я мог себе представить, чего стоило ему привести сюда «Верну» и «Телу». Они, должно быть, шли сюда на поднятых парусах, которые теперь, несомненно, разодраны в клочья. Он рисковал не удержать корабль под беснующимся ветром и сделать его игрушкой волн, которые недолго забавлялись бы с ним, прежде чем превратить в обломки. Остальные корабли, конечно, все еще находятся в сотнях пасангов к югу.— Да, матросы Порт-Кара действительно мастера своего дела, — задумчиво заметил Самос.— Так ты тоже любишь этот город? — спросил я.Самос рассмеялся.— Еще бы! — ответил он. — Ведь здесь мой Домашний Камень!Я усмехнулся.Мы видели, как оба корабля вошли во внутренний водоем в центре моих владений, и лучники, выстроившись вдоль бортов, начали поливать стрелами тех, кто еще прятался среди строений двора.Продолжать сражение было бессмысленно, силы были слишком неравны, и вскоре мы увидели, как люди начали покидать укрытие и, бросив на землю оружие, опускались на колени.Я подхватил Телиму на руки; она смеялась и весело кричала.Потом я по веревке спустился с крыши башни на крепостную стену. Самос и Фиш поспешили следом.Навстречу уже шли Турнок, Клинтус и Хо-Хак.Мы обнялись.— Я вижу, вы все же подружились с длинным луком, — заметил я Хо-Хаку после первого приветствия.— Ты очень наглядно нам в этом помог, воин, — ответил он.В двух словах они рассказали, как Клинтус с Турноком, Турой и Улой обратились за помощью к ренсоводам, извечным недругам Порт-Кара, и те, к моему полному недоумению, подвергая риску собственные жизни, поспешили мне на выручку.Да, что ни говори, я слишком плохо разбираюсь в людях.— Спасибо, — сказал я Хо-Хаку.— Не за что, воин, — ответил он.Только такое вот «не за что» и имеет значение в подобной ситуации, только с нем скрыто настоящее мужество.Мы спустились с крепостной стены.— Здесь еще троих поймали, — сообщил подошедший матрос, кивая на мой дом.Мы с Самосом, Клинтусом, Турноком, Хо-Ха-ком и многими другими вошли внутрь.В центральном зале в окружении арбалетчиков стояли Лисьяк, Клаудиус и Хенрак.— Приветствую тебя, Таб, — поздоровался я, входя в зал.— Здравствуйте, капитан, — ответил он.К этому времени трое девушек, Лума, Вина и Телима, тоже спустились с башни и присоединились к нам.Лисьяк, едва завидев меня, вытащил спрятанный в складках одежды кинжал и бросился на меня. Реакция моя была быстрой, а наша стычка короткой. Через минуту он уже лежал на полу, выронив из рук свой шлем, украшенный гребнем из шерсти слила, этим символом принадлежности к Совету капитанов.— Я богат, — обратился к нам Клаудиус, поднимая глаза от окровавленного тела своего сообщника. — Я могу заплатить за свое освобождение.— Совет капитанов будет решать, как с тобой поступить, — ответил Самос.— Сначала этот вопрос буду решать я, — раздался у нас за спиной твердый голос.Мы обернулись.В дверях с мечом в руке стоял Фиш, мальчишка-раб.— Это ты! Ты! — закричал Клаудиус. Самос удивленно посмотрел на юношу и снова повернулся к Клаудиусу.— Странно, что ты приходишь в такое волнение при виде обычного раба, тем более мальчишки, — заметил ему Самос.Я вспомнил, какая цена была назначена за голову юного убара Генриса Севариуса.И вот он стоял перед нами, пусть клейменый, пусть с ошейником и в жалких обносках раба, но все тот же убар, что чувствовалось во всех его движениях и в гордой, царственной посадке головы. Он уже не был мальчиком. Он познал любовь женщины, познал ярость сражения. Он стал мужчиной.Клаудиус, сбросив с плеч накидку из шерсти белого морского слина и обнажив спрятанный под ней меч, с громким криком бросился на юношу и со всего размаху нанес ему сокрушительный удар.Юноша отбил его, не нанося ответного удара.— Как видишь, я не новичок в обращении с мечом, — сказал он. — Поэтому давай сразимся по-настоящему.Клаудиус оказался неплохим мечником, но вовсе не блестящим.Вскоре Фиш уже склонился над брошенной на пол накидкой из шерсти белого морского слина и вытер об нее измазанное кровью лезвие меча.Клаудиус еще мгновение стоял посреди зала, выронив меч и зажимая руками рану на груди, и затем беззвучно упал на каменные плиты.— Превосходно, — заметил Самос. — Клаудиус мертв. Причем погиб от руки простого раба. Фиш, мальчишка, рассмеялся.— Ну, а этот, — кивнул Хо-Хак на Хенрака, — из ренсоводов. Поэтому он — мой. Хенрак стоял побелевший как мел.— На ренсовом острове убили Зекиуса, — сказал, глядя ему в лицо, Хо-Хак. — Это был мой сын.— Не прикасайся ко мне! — взвизгнул Хенрак.Он бросился.было бежать, но бежать было некуда.Хо-Хак неторопливо, с какой-то торжественностью снял с себя оружие и бросил его на пол. Его горло все еще охватывал ошейник, который он носил с тех пор, как был рабом на галерах. С ошейника свисал, позвякивая при каждом его движении, тот же столь знакомый мне обрывок цепи. Непомерно крупные уши Хо-Хака были плотно прижаты к голове.— Осторожно! — закричала Лума. — У него нож!Хо-Хак медленно приблизился к Хенраку, пригнувшемуся, словно для прыжка, и выставившему перед собой длинный нож.Хенрак нанес удар, и Хо-Хак поймал его за запястье. Мощными руками, копившими силу все долгие годы сидения на веслах рабской галеры, Хо-Хак вывернул Хенраку руку, и нож со звоном упал на пол.После этого Хо-Хак схватил Хенрака за шиворот и за поясной ремень, поднял его над головой и, кричащего, отчаянно вырывающегося, вынес из зала.Мы вышли следом и с удивлением наблюдали, как он скрылся в башне и затем, какое-то время спустя, появился на крепостной сине, все так же неся Хенрака на вытянутых руках над головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116