Ближайшей к нему пага-таверной и оказалась та, где наша неожиданная встреча с Сурбусом так круто перевернула судьбу каждого из нас.От монотонного голоса секретаря, зачитывающего протокол последнего заседания, неудержимо клонило в сон.Я оглянулся по сторонам, пробежав глазами по креслам, полукругом огибающим пять обращенных к ним тронов. Хотя в состав Совета входило около ста двадцати членов, на заседаниях редко присутствовало больше семидесяти-восьмидесяти человек, как пришедших лично, так и приславших вместо себя своих доверенных лиц. Многие были в море, а некоторые считали более достойным для себя какой-либо иной способ времяпрепровождения.Ярдах в пятнадцати от себя, ближе к тронам, я заметил сидящего офицера, того самого, бородатого, что руководил налетом на острова ренсоводов. Хенрака, предавшего своих собратьев по общине, я не видел в Порт-Каре и не знал, удалось ли ему выбраться из болот или он так и нашел там свою смерть.Угрюмое выражение лица длинноволосого, заросшего бородой офицера вызвало у меня улыбку.Звали его Лисьяк.Он недавно вошел в состав городского Совета, приобретя необходимый для этого пятый корабль всего лишь четыре месяца назад.Потеряв на болотах шесть своих галер со всем их грузом, командой и рабами, он снискал себе широкую известность по всему Порт-Кару. Как он объяснял, на его суда напали ренсоводы, не меньше тысячи человек, поддержанных к тому же пятью сотнями наемников, специально обученными воинами, так что поделать он ничего не мог, и им с горсткой его ближайших помощников просто посчастливилось выбраться живыми из этой мясорубки. Я, конечно, мог бы уточнить некоторые детали этой истории, но и без меня в городе хватало людей, с недоверием относящихся к объяснениям злоключений незадачливого капитана, которые, не вдаваясь в поиски действительных причин происшествия, посмеивались над ним за его спиной.Однако, несмотря на все насмешки, на позолоченном шлеме он носил теперь и гребень из шерсти слина, свидетельствовавший о его принадлежности к членам Совета.Он получил свой недостававший пятый корабль в качестве подарка от одного из убаров Порт-Кара — Генриса Севариуса, считавшегося пятым по родословной линии их семейства. Говорили, что Генрис Севариус еще не достиг совершеннолетия и что на это время исполнение его обязанностей, как убара, было возложено на его регента, Клаудиуса, выходца с Тироса. Лисьяк, насколько мне известно, был клиентом дома Севариусов в течение всего пятилетнего периода регентства Клаудиуса, вступившего в эту должность после убийства Генриса Севариуса Четвертого и за последующие годы успевшего прибрать в доме всю власть к своим рукам.Надо сказать, что многие капитаны поддерживали довольно тесные отношения с тем или иным убаром города и выполняли его конфиденциальные поручения.Сам я не торопился завязать отношения с каким-либо определенным правителем, не видя необходимости искать его покровительства и не имея желания предоставлять ему в обмен свои услуги.Я заметил, что Лисьяк наблюдает за мной. Выражение его лица казалось несколько удивленным. Я подумал, что он, вероятно, видел меня в ночь набега среди мечущихся в панике ренсоводов, но едва ли у него хватило бы смелости предположить, что какой-то раб, находившийся во владении ренсоводческой общины, и капитан, входящий в состав высшего городского Совета, — одно и то же лицо.Он нахмурился и отвел взгляд.Самоса, первого рабовладельца Порт-Кара, я видел на заседаниях Совета только один раз. Говорили, что он является доверенным лицом Царствующих Жрецов. Первоначально я направлялся в Порт-Кар именно для того, чтобы установить с ним контакт; теперь же я, конечно, предпочитал этого не делать.Ему еще не представлялось случая видеть меня в лицо, но мне уже довелось встретиться с ним на торгах на Куруманском невольничьем рынке в Аре, меньше года тому назад.За те семь месяцев, что я находился в Порт-Каре, я прочно стал на ноги. От службы Царствующим Жрецам я отошел. Пусть найдут себе других глупцов, желающих ради них рисковать своей шкурой. Если уж драться, то только за свое собственное благо. Моя война — это только моя, и трофеи в ней принадлежат мне.Впервые в жизни я был богат.Впервые понял, что вовсе не презираю ни богатство, ни власть.А что еще может служить стимулом для действительно мудрого человека? Ну, пожалуй, еще тела женщин, тех, что он решит сделать своими, тех, кому он позволит служить себе развлечением.За эти дни я не нашел ничего достойного уважения, и, собственно, не испытывал той удивительной любви к морю, что отличала людей Порт-Кара.Впервые я увидел его с крыши пага-таверны, на рассвете, держа в руках умирающего от нанесенной мной раны человека.Тогда море показалось мне удивительно красивым, и это мнение у меня не изменилось, но до безудержной любви к морю мне было еще далеко.Когда Таб, прежде бывший правой рукой Сурбуса, спросил, что он может для меня сделать, я посмотрел на него и ответил:— Научи меня любить море.Над своими владениями я поднял свой собственный флаг, поскольку в городе не было единого флага. Собственный флаг имелся у каждого из пяти убаров и большинства капитанов. На моем знамени была изображена голова черного боска, хорошо выделяющаяся на фоне из вертикальных чередующихся зеленых и белых полос, символизирующих ренс, выращиваемый на болотах, с которых вышел Боcк, ныне один из капитанов Порт-Кара.Приятно поразило меня то, что Лума, спасенная мной от Сурбуса, оказалась из касты писцов и благодаря этому умела, конечно, читать и писать.— А считать ты умеешь? — спросил я у нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116