Именно она превратила меня в нечеловека, в ничтожество, показала мне всю мою трусость и отсутствие элементарного благородства, разрушила, втоптала в грязь образ, который я по глупости столько лет считал своей истинной натурой. Теперь я был полностью опустошенным и чувствовал, как эту душевную пустоту начинают заполнять лишь обида и негодование за те издевательства и унижения, через которые меня заставили пройти, горечь и злоба на эти выпавшие на мою долю испытания.И повинна во всем этом была она, девчонка, стоящая сейчас передо мной на коленях.— Ты уничтожила меня! Уничтожила! — едва сдерживаясь, процедил я сквозь зубы и, пнув ногой, сбросил ее по ступеням лестницы, ведущей на кормовую палубу.Женщина и ребенок, стоящие рядом, испуганно вскрикнули.Телима, скатившись по лестнице, с большим трудом снова поднялась на колени,Когда она посмотрела на меня, в глазах ее стояли слезы.— Нет, мой убар, — покачала она головой, — ты не уничтожен.Я раздраженно уселся в кресло.— Если кто-то и уничтожен, — продолжала она, — то это только я сама.— Хватит болтать глупости! — резко оборвал я ее. — Замолчи!Она послушно опустила голову.— Как будет угодно моему убару, — пробормотала она.Мне было стыдно, что я проявил к ней подобную жестокость, но я не хотел этого показывать. В глубине души я знал, что это я, я сам предал себя, нарушил все моральные устои воинской чести, осквернил свой собственный Домашний Камень и меч, который я так долго носил. Я сам виновен в том, что произошло. Я, а не она. Но все во мне сопротивлялось подобному признанию, искало» на кого можно было переложить хотя бы часть моей вины, того, кто обрек меня на это предательство. И таким человеком безусловно была Телима; она виновата в этом больше, чем кто-либо другой. Она подвергла меня самым жестоким унижениям, заставила пресмыкаться перед ней, это она искусала мои губы, наложив на них хозяйский след своих зубов.Я постарался отделаться от переполнявших меня мыслей и выбросить их из головы.Вскоре передо мной появились Турнок, освобожденный мной крестьянин, и Клинтус, рыбак, тащившие связанного по рукам и ногам Хо-Хака в неизменно болтающемся на нем ошейнике со свисающим с него обрывком цепи.Они поставили его на колени внизу, у ступеней, ведущих на рулевую палубу и к моему креслу.Я снял свой шлем.— Я знал, что это ты, — сказал Хо-Хак. Я не ответил.— На галерах было больше сотни воинов, — продолжал он.— Ты, Хо-Хак, неплохо дрался там, на острове, — заметил я.— Видимо, недостаточно хорошо, — сказал он и поднял на меня глаза. — Ты действовал в одиночку? — спросил он.— Нет, — ответил я и кивнул на Телиму, стоящую на коленях с низко опущенной головой.— Ты достойно вела себя, женщина, — обратился к ней Хо-Хак.Она подняла к нему заплаканные глаза и улыбнулась сквозь слезы.— А почему та, что тебе помогала, стоит на коленях связанная у твоих ног? — спросил Хо-Хак.— Потому что я ей не доверяю, — ответил я. — Как не доверяю ни одному из вас.— И что ты собираешься с нами сделать? — поинтересовался Хо-Хак.— Тебя, например, брошу тарлариону, — ответил я. — Не боишься?— Нет, — покачал он головой.— Ты смелый человек, Хо-Хак.Я не мог не признать, что он, связанный, находящийся полностью в моей власти, держится спокойно и уверенно.Он посмотрел мне в лицо.— Дело не в том, что я смелый, — ответил он. — Скорее я просто знаю, что ты не бросишь меня тарлариону.— Откуда, интересно, ты можешь это знать?— Человек, способный с помощью одной лишь женщины драться против целой сотни воинов, не может так поступить, — ответил он.— Я продам вас всех в Порт-Kape! — зарычал я. — Всех до единого!— Может быть, — сказал Хо-Хак. — Хотя я так не думаю.— Я одержал эту победу не ради тебя или твоих людей, — сказал я. — Наоборот, именно вам я хочу отомстить за то, что вы сделали меня рабом! Хочу, чтобы вы побыли в моей шкуре, а я еще получу кучу денег, доставив такой груз в Порт-Кар.— Надеюсь, все это не так, — возразил Хо-Хак.— Он сделал все это ради Зекиуса, — сказала Телима.— Но ведь Зекиус был убит на острове, — удивился Хо-Хак.— Зекиус принес ему ренсовую лепешку, когда он стоял у позорного столба.Хо-Хак взглянул на меня: в глазах у него сверкнули слезы.— Я благодарен тебе, воин, — сказал он. Я не мог понять этой его реакции.— Уберите его отсюда! — приказал я Турноку и Клинтусу, и те, подхватив Хо-Хака под руки, уволокли его с глаз долой, оставив где-то на второй галере среди остальных связанных пленников.Я был зол.Хо-Хак не попросил у меня пощады. Не стал унижаться. Показал себя в десять раз более достойным человеком, чем я.Я ненавидел ренсоводов, ненавидел этих прикованных к скамьям рабов, ненавидел всех людей, за исключением, пожалуй, этих двоих, что я освободил.Хо-Хак, рожденный и выросший в рабстве, уродливый экзотик, выращенный на потеху окружающим, десятки лет просидевший прикованным к веслу в темном, зловонном гребном трюме какого-нибудь грузового судна из Порт-Кара, показал себя сейчас передо мной в десять раз более достойным мужчиной, чем я.Я ненавидел его и всех ренсоводов, вместе взятых.Я посмотрел на сидящих лицом ко мне рабов. Любой из них, в тяжелых кандалах, избитый и едва ли не умирающий от голода, казался мне менее ничтожным, чем я сам.Я больше недостоин двух женщин, что я знал и любил: Талены, некогда по глупости снизошедшей до того, чтобы стать свободной спутницей человека, оказавшегося в минуту испытания подлым трусом, и Беллы, Элизабет Кардуэл, урожденной жительницы Земли, по ошибке и собственному заблуждению подарившей свою любовь тому, кто недостоин даже ее презрения. Не могу я больше рассчитывать и на уважение своего отца, Мэтью Кэбота, главы городской администрации Ко-ро-ба, и моего учителя и наставника Тэрла Старшего, и моего маленького верного друга Торма из касты писцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116