— Тебе очень идет этот ошейник, — сказала она.Я не ответил. Подобный «комплимент» больше подошел бы какой-нибудь девушке-рабыне, для меня же он был очередным оскорблением.Я снова заработал ножом, обрезая цветущую головку ренса и бросая стебель на плот.— Если ты снимешь ошейник, ты умрешь, — сказала она. Я промолчал.— Ты понял? — спросила девушка.— Да, — отозвался я.— Госпожа, — добавила она.— Я понял, госпожа.— Вот и хорошо. Ты понятливый раб, — заметила она. — И очень хорошенький.Я заскрипел зубами.Короткий нож заработал быстрее, срезая цветущие головки с ренсовых стеблей.— Хорошенький мой раб, — заметив мою реакцию, повторила она. Я затрясся от ярости.— Пожалуйста, не говори со мной, — попросил я.— Я буду разговаривать с тобой, когда мне того захочется, мой хорошенький раб, — ответила она.Я дрожал от едва сдерживаемой ярости, от унижения, от ее презрения ко мне. Мне хотелось задушить ее. Но задушить в своих объятиях. А еще лучше — зацеловать до смерти.— Режь, мой хорошенький раб!И я опять, дрожа от ярости, сгорая от стыда, резал стебель за стеблем, бросая их на плот.За спиной у меня раздавался ее издевательский смех.И снова — стебель за стеблем, охапка за охапкой, цветущую головку — в воду, стебель — на плот. Время словно остановилось.Солнце было уже низко, насекомые переместились ближе к зарослям осоки. Плещущаяся вода поблескивала вокруг торчащих из нее стеблей тростника расплавленными кружочками золота.Долгое время никто из нас не произносил ни слова.— Могу я говорить? — наконец спросил я,— Говори, — разрешила девушка.— Почему так много островов собралось вместе? — этот вопрос не давал мне покоя.— Скоро праздник начала се'кара, — ответила она.Я знал, что завтра ренсоводы действительно отмечают начало нового месяца, но это мало что объясняло.— Но почему их так много? — поинтересовался я. — Это необычно.— Ты слишком любопытен, а рабу любопытство не к лицу, — заметила она, однако продолжала объяснять дальше: — Хо-Хак созвал соседние острова на совещание.— И сколько их здесь?— Пять, — ответила она. — Это только из ближайшей части дельты.— А цель совета? — спросил я.Она могла говорить со мной совершенно спокойно: я был всего лишь рабом, и бежать мне было некуда.— Он хочет объединить ренсоводов, — ответила она с изрядной долей скептицизма в голосе.— Для торговли?— Не только. Было бы неплохо, выработать стандарты на ренсовую бумагу, иногда вместе собирать урожай и, в случае необходимости, распределять его, помогая соседям. Но самое главное, это дало бы нам возможность установить более высокие цены на бумагу и выручить за нее больше денег, чем нам удалось бы сделать это в одиночку.— Вряд ли это обрадовало бы Порт-Кар. Она рассмеялась.— Да, ему бы это не понравилось, — согласилась она.— А кроме того, объединение островов в какой-то мере дало бы защиту от чиновников Порт-Кара, — высказал я предположение.— Чиновников? — удивилась она. — Ты имеешь в виду этих сборщиков налогов, что грабят нас от имени правителей города, которые никак не могут поделить между собой власть?— Да, — ответил я. — И против обычных работорговцев, совершающих свои налеты для захвата новых пленников.— Зачастую разница между сборщиком налогов и обычным пиратом не столь уж велика, чтобы ее вообще можно было заметить, — в голосе ее послышалась злость.— Вероятно, в определенные моменты ренсоводам действительно было бы лучше действовать сообща и под единым руководством.— Мы, ренсоводы, независимые люди, — ответила девушка. — У каждого из нас свой остров и свой глава общины.— Ты думаешь, план Хо-Хака потерпит неудачу?— Да, мне так кажется.Мы развернули лодку и стали возвращаться к ренсовому острову, находившемуся от нас в одном-двух пасангах.— Могу я говорить? — снова спросил я.— Говори.— Ты носишь на руке золотой браслет, — заметил я. — Откуда он у тебя, госпожа?— Я запрещаю тебе разговаривать! — внезапно выходя из себя, воскликнула она.Я замолчал.Мы причалили лодку к острову, и я большими охапками перенес ренс с плота на крытую площадку, где он хранился.— Сюда, — скомандовала она, указывая на маленькое круглое отверстие, служившее входом в ее крохотную хижину.Я был удивлен. Я полагал, что мне снова придется провести ночь под открытым небом, привязанным к воткнутому позади ее хижины шесту.— Залезай, — повторила она.Я опустился на четвереньки и, наклонив голову, прополз через круглое отверстие, оцарапав плечи краями ренсовых стеблей. Девушка последовала за мной.Хижина едва достигала восьми футов в длину и пяти в ширину. Стены постепенно переходили в потолок, возвышавшийся над поверхностью острова фута на четыре, не больше. Такие хижины обычно использовались только для сна.Забравшись в этот шалаш, девушка несколько раз ударила лежавшим на полу металлическим бруском о кремень, держа его над небольшой медной чашей. Высеченные искры упали на сухие лепестки ренса. Пламя быстро занялось, и она, используя как спичку кусочек ренсового стебля, перенесла огонь в крохотную заполненную жиром тарлариона лампу, также находившуюся в неглубокой медной чаше. Я смог рассмотреть ее нехитрые пожитки. Здесь был узел с одеждой и небольшая коробочка для каких-то женских мелочей. У стены лежала скатанная циновка, на которой она, очевидно, спала. Рядом стояли миска, пара чашек и три бутылки из высушенных и выдолбленных тыкв. Б миске лежали скудные кухонные принадлежности; плоская палочка для размешивания пищи и вырезанный из корня ренса небольшой ковшик. Сюда же она положила нож, которым я резал ренс.— Завтра праздник, — сказала она и вызывающе посмотрела на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116