— Они все погибли! — пробормотала Телима срывающимся от волнения голосом. — Все до одного!— Отправляйся на корму, — распорядился я.Она ушла, унося с собой лук и стрелы.Я стоял на носовой палубе, пристально вглядываясь в простирающиеся вокруг болота.Надо мной, лицом к носовой балке, стояла связанная гибкая темноволосая девушка, ноги которой произвели на меня такое впечатление. Руки ее были стянуты за спиной и привязаны к брусу. Несколько витков веревки, глубоко впиваясь в тело, проходили у нее по шее, груди и животу, — очень похоже на то, как был привязан к столбу я сам, когда она с таким злорадством выплясывала передо мной.— Кто здесь? — умоляющим голосом произнесла она, стараясь повернуть голову в мою сторону. — Пожалуйста, скажите!Я не ответил и, бросив последний взгляд на болота, направился по проходу между скамьями гребцов к кормовой палубе. Рабы на скамьях даже не пошевелились, когда я проходил мимо них.Я поднялся по мостику, ведущему на кормовую палубу.Взглянул на сияющее от радости лицо Телимы.— Спасибо тебе, воин, — прошептала она.— Принеси веревку, — приказал я.Она удивленно посмотрела на меня.Я указал на большой моток веревки, лежащий у самого борта.Она отложила длинный лук и стрелы, спустилась на нижнюю палубу и принесла оттуда моток веревки.Я отрезал от него три длинных куска.— Давай сюда руки, — приказал я. Она повернулась и протянула мне сложенные за спиной руки. Я связал их первым куском веревки. Затем поставил ее на колени на кормовую палубу, двумя ступенями ниже рулевой палубы, где располагалось кресло кормчего. Вторым куском веревки я связал ей лодыжки, а на третьем сделал петлю, набросил ей на горло и конец его привязал к креплению кормового якорного люка, у левого борта галеры.Затем я устроился на палубе и разложил перед собой стрелы. Их было двадцать пять. Некоторых воинов сила удара стрелы выбросила за борт; остальных убитых вместе со стрелами сбросили в воду их товарищи. Из двадцати пяти восемнадцать стрел оказались более короткими и не обладающими такой убойной силой, как длинные, у меня осталось только семь стрел, предназначенных для ведения стрельбы на длинные расстояния.Я осмотрел стрелы, положил рядом с ними длинный лук и снова, переходя с одного корабля на другой, отправился на шестую галеру.И снова рабы, прикованные к скамьям для гребцов, заслышав мои шаги, боялись пошевелиться.— Воды, — едва слышно пробормотал какой-то раненый ренсовод.Я не остановился.Каждый раз, переходя на новую галеру, я видел у носовой балки голую девушку, выставленную на всеобщее обозрение в знак удачно совершенного набега и привязанную таким образом, что она могла видеть только небо над болотами и не знала, что происходит у нее за спиной.Связанной на носу второй галеры стояла высокая сероглазая блондинка, та, что танцевала передо мной, привязанным к позорному столбу, с издевательской грацией и медлительностью, а у носовой балки третьей галеры я увидел низкорослую смуглую темноволосую девушку, впервые появившуюся передо мной с рыболовной сетью на плече. Она тоже поплясала передо мной на празднестве, а прежде чем удалиться, плюнула мне в лицо.Переходя с галеры на галеру, видел я и пленных ренсоводов, связанных по рукам и ногам и брошенных как попало между скамьями гребцов.Тяжелый горианский шлем, лишенный каких бы то ни было украшений и опознавательных знаков, с узкой прорезью для глаз, надежно скрывал мои черты. Никто не узнавал воина, по-хозяйски расхаживающего по палубам кораблей.Никто вообще не раскрыл рта.Я не слышал даже скрежета цепей. Тишину нарушал лишь звук моих собственных шагов да звуки, сопровождающие пробуждение жизни на болотах.Дойдя до кормовой палубы шестой галеры, я гордым взглядом окинул всю цепь кораблей.Теперь они были моими.Откуда-то до меня донесся детский крик.Это странным образом ударило мне по нервам.Я быстро добрался до носовой палубы шестой галеры и отвязал от якорной цепи гибкую лиану, удерживающую у борта галеры сплетенную Телимой ренсовую лодку. Забравшись в нее, я выдернул из ила воткнутый рядом с лодкой шест и направил ее к первой галере.Рабы на борту кораблей, вдоль которых я проплывал, молчали, как убитые, боясь пошевелиться.Я оставил лодку у носа первой галеры, привязав ее с правого борта как раз под носовой балкой. Затем я поднялся на галеру, прошел на корму и устроился в кресле кормчего.Телима, стоящая на коленях, связанная по рукам и ногам, с веревочной петлей на шее, не спускала с меня глаз.— Я ненавижу ренсоводов, — сказал я ей, усаживаясь в кресле.— Именно поэтому ты спас их от людей из Порт-Кара? — поинтересовалась она.Во мне поднялась волна раздражения.— Я никого не спасал. Я разделался с налетчиками за смерть ребенка — единственного среди вас, кто проявил ко мне доброту.— Значит, ты сделал вcе это только из-за ребенка?— Вот именно.— А теперь ты сам проявляешь не меньшую жестокость к другому такому же ребенку, связанному, который, может быть, голоден или умирает от жажды?Это была правда. Я все еще слышал детский плач. И даже мог на слух определить, что доносится он со второй галеры.Я раздраженно поднялся с кресла кормчего.— Теперь все вы, как и прикованные к скамьям гребцов рабы, принадлежите мне, — сказал я ей. — Если я захочу, я отвезу вас в Порт-Кар и продам там всех до одного. Я единственный на галерах, у кого есть оружие, и я достаточно силен, чтобы удержать вас в повиновении — связанных и закованных в цепи. Я здесь хозяин!— Ребенок лежит связанный, — сказала Телима. — Ему больно. Он, наверное, хочет пить и голоден.Я зашагал ко второй галере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116