оно характеризует только возможную
последовательность их расположения. Это означает, что мы должны мыслить о
пространстве как об универсальной силе, определяющей возможность соединения
вещей, а не представлять его как их вместилище или как абстрактную
характеристику, Которой вещи обладают в своей совокупности. Следовательно, либо
я пребываю среди вещей, не рефлексируя, и отношусь к пространству как к месту, в
котором они расположены, или как к их общему свойству; либо я рефлексирую,
схватывая пространство в его источнике, и
28 М. Мерло-Понти
только в этот момент осознаю связи, выраженные в данном слове, представляя
затем, что они опосредованы субъектом, который отслеживает и подтверждает их, и,
в результате этого, перехожу от опространствленного пространства к
пространствующему пространству. В первом случае мое тело и вещи, их конкретная
связь, выраженная такими терминами, как верх и низ, правое и левое, близкое и
далекое, могут быть представлены мной как нередуцируемое многообразие; тогда как
во втором случае я открываю единственную и неделимую способность описывать
пространство. В первом случае я заинтересован в физическом пространстве с его
разнообразно специализированными областями; во втором случае - в геометрическом
пространстве, имеющем взаимозаменимые размеры, однородные и изотропные.
Последнее обстоятельство дает возможность, по крайней мере, мыслить чистое
изменение места, которое движущееся тело должно оставлять неизменным, и,
следовательно, мыслить о чистой позиции, отличающейся от ситуации объекта в его
конкретном контексте. Отчетливо осознавая, каким образом это различие
затемняется в современных концепциях пространства, даже на уровне научного
знания, мы стремимся противостоять создавшейся ситуации не с помощью технических
средств, имеющихся в арсенале современной физики, а - с помощью нашего
собственного опыта пространства, который, согласно Канту, является окончательным
апелляционным судом всякому знанию, связанному с пространством. Здесь мы
действительно сталкиваемся с альтернативой: либо вещи воспринимаются в
пространстве, либо (если мы рефлексируем и пытаемся открыть значение нашего
собственного опыта) пространство мыслится как неделимая система, управляющая
синтетическими актами, которые выполняются конституирующим умом. Однако разве
опыт не дает основу для единства пространства за счет совершенно иного типа
синтеза?
Попробуем рассмотреть опыт пространства до какой-либо его теоретической
разработки. Возьмем, например, наш опыт "верха" и "низа". Поскольку мы не можем
зафиксировать его в обычном течении жизни, то должны исследовать некоторый
исключительный случай, при котором он может быть разложен на элементы и
преобразован непосредственно на наших глазах, как в случаях видения с
отсутствующей глазной инверсией. Когда участник эксперимента надевает очки,
корректирующие зрительные образы, окружающий его мир первоначально
представляется нереальным и перевернутым вверх тормашками. На второй день
эксперимента начинает восстанавливаться нормальное воспри-
29 Пространство
ятие, однако человек продолжает чувствовать свое тело перевернутым2. В течение
второй серии экспериментов3, длящихся неделю, объекты, оставаясь перевернутыми,
кажутся более реальными, чем в первой серии. На второй день недели ощущение, что
тело находится в нормальном поло-жении, еще отсутствует, хотя окружающий мир уже
более на кажется перевернутым. С третьего по седьмой день тело начинает
постепенно выравниваться, и участнику эксперимента кажется, в особенности когда
он проявляет активность, что оно, наконец, занимает свое нормальное положение.
Но когда он лежит без движения на кушетке, тело все еще представляется ему на
фоне прежнего пространства, а правое и левое сохраняют свое былое значение в
отношении тех частей тела, которые задействованы, но непосредственно им не
наблюдаются. Внешние объекты постепенно приобретают "реальный" вид. На пятый
день действия, которые первоначально были нарушены новой зрительной перспективой
и требовали коррекции с позиции общего визуального смешения, теперь безошибочно
осуществляют свою функцию. Новые визуальные данные, первоначально выступающие на
фоне прежнего пространства, переворачиваются, вначале (третий день) только с
помощью значительных усилий воли, а затем (седьмой день) вообще без всякого
волевого усилия, причем в горизонте, который соответствует их общей ориентации.
На седьмой день место, откуда исходит звук, правильно соотносится с местом
звучащего объекта. Однако представление остается ненадежным, раздвоенным и даже
неточным, если источник звука не проявляется в визуальном поле. На последней
стадии эксперимента, когда очки удалены, объекты, не являясь перевернутыми, все
же кажутся "странными", а моторные реакции действуют в обратном направлении:
участник эксперимента вытягивает свою правую руку вместо левой. Психолог
первоначально предполагает4, что после того, как очки снова будут надеты,
визуальное поле предстанет участнику эксперимента снова таким, как если бы его
перевернули на сто восемьдесят градусов, то есть вверх тормашками. Эта ситуация
напоминает другую: иллюстрации в книге кажутся перевернутыми, если в тот момент,
когда мы на мгновение оглянулись, кто-то в шутку поменял "верх" и "низ".
Совокупность ощущений, возникающих при наблюдении иллюстрации, сходна с
ощущениями, связанными с изменением верха и низа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133