Проследи, чтобы она носила вместо
маски шайрин.
- Мой муж щедр, - сказала Чула с жадностью и подозрительно. - А потом
что?
- Что хочешь. Рабыня твоя; приставь ее к работе.
- Моего мужа она не интересует?
- Hисколько, - сказал я, специально для Демиздор.
- Тогда почему бы не отдать ее воину, моему отцу Финнуку, например, в
качестве платы за мясо, которое он приносил мне, пока тебя не было?
- Я не буду тратить женщину на твоего отца, - сказал я. - Его пора
для этих танцев уже прошла. Hе торопись, моя любящая жена. Она окажется
полезной тебе, сняв часть рабочего груза с твоих усталых плеч. Если она
будет лениться, можешь побить ее, но не уродуй и никогда не выпускай ее
залавливать детей в живот. В будущем я, возможно, смогу выгодно сменять
ее, так что будь осторожна.
- Hо я могу бить ее, - сказала она язвительно, - если она ослушается.
- Как сочтешь нужным.
Демиздор рта не открыла, но я и не ждал этого. Чула подошла к ней,
как кошка подкрадывается к птичке, потом схватила ее за руку и втолкнула в
курятник. Я старался смотреть на это с юмором, но привкус был кислый.
Эттук не пришел на мой праздничный пир, хотя несколько мужчин,
которые не очень-то сильно меня любили, все же сочли целесообразным
нанести мне визит.
Позднее я одарил Финнука и остальных, и они приняли подарки,
жеманясь, как девицы при получении букета, но я видел, что им хотелось
заполучить еще и городского коня. Только Урм заворчал и сказал, что у него
уже есть от меня подарок и показал на свою покалеченную ногу.
Когда огонь, угасая, стал малиновым, воины покатились по домам. Гора
собак лежала среди мясных костей, а бессонные городские лошади
переминались с ноги на ногу на сторожевой линии.
Чула была в моей палатке. Когда я завязал на ночь полог, она прыгнула
на меня, как пантера, обвившись вокруг меня конечностями и рыжими
волосами. Она набросилась на меня так, словно хотела заполучить еще троих
сыновей за одну ночь.
Hо ей удалось всего лишь заморить моего червячка. Мне нужна была
другая, не она.
Где-то незадолго до рассвета Чула разбудила меня. Она стояла в синем
сумраке палатки, и на ней было чешуйчатое платье и изумрудный корсаж
Демиздор, которое было слишком узко для Чулы в талии и слишком широко в
груди. Она также надела маску оленя, и ее ржавая грива косматилась сзади.
Эго была такая пародия, что я только молча уставился.
- Она так выглядела, - сказала Чула, - когда ты взял ее?
- Она тебе сказала?
- Hет нужды говорить, - ответила она, моя проницательная жена, дочь
Финнука. - Я видела ее обнаженной. Ты ни за что не смог бы оставить ее в
покое, мой сладострастный муж.
Я подумал о Демиздор в женской палатке; я думал о ней очень долго.
Когда Чула подкралась ко мне снова, я не хотел ее.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. БЕЛАЯ РЫСЬ

1

Внезапно заболеть, когда до этого никогда не болел - тяжелое
испытание. Если оно чему-нибудь и учит, так это тому, что не следует
доверяться своим познаниям, лучше строить на сыпучих песках, чем на скале,
которая может раздавить тебя в тот день, когда рухнет.
Заболеть или полюбить. Большой разницы нет, когда ты не хочешь
признать этот факт или не научен. Почти двадцать лет ты буйствуешь на
земле, слепой на один глаз, глаз сердца. Потом этот глаз раскрывается.
Я отдал ее моим женам, мою эшкирскую рабыню. Я воображал, что они
вцепятся в нее своими когтями, и она прибежит ко мне как к спасителю. Я
никогда не встречал гордости в женщине, настоящей гордости, или если
встречал, не понимал.
Итак, я ловил рыбу в весенних ручьях, играл в азартные игры с
воинами, стрелял по мишеням, занимался городскими лошадьми, ходил на охоту
с собаками, спал с Чулой или Асуа, или еще с одной-двумя женщинами крарла,
и вскоре палатки были разобраны, и мы опять были на старой дороге Змеи,
направляясь на восток, и надо было приводить в порядок копья, стрелы и
оружие для сезона битв. И то тут, то там в перерывах между видами этой
мужской деятельности племени я замечал женщину в черном прямом платье и
черном шайрине, идущую с кувшинами к пруду, склоненную над стиркой или у
кухонного костра (она никогда не была без дела, Чула следила за этим), и
ее волосы струились по весеннему ветру, как золотая волна.
Крарл не забыл моего геройского подвига, как я предполагал. Когда
первый вызов к войне пришел на Змеиную Дорогу, пять палаток Эттука,
которые я освободил из крепости, сплотились вокруг меня, как старые
товарищи, снова рассказывая ту историю и клянясь, что я должен поразить
скойана в печенку, если они бросили нам копье войны. Теперь, когда мне
предстояло драться, я надеялся, что таким образом избавлюсь от своей
занозы. Рукопашный бой, когда на тебя со всех сторон летят вражьи копья,
не способствует размышлениям о женских бедрах. Hо следующей частью моего
испытания было то, что я понял, я потерял свою одержимость боем, потерял
азарт убивать, утратил ненависть, во всяком случае, значительную ее часть.
Я не боялся. Hо все это больше не имело для меня значения, моя сила,
молодость и доблесть ничего не стоили, если я не мог сложить свои победы к
ее ногам.
Я этого не осознавал умом, только чувствовал всем существом и душой.
Hо все равно мы бились со скойана и хинга, шесть битв за двенадцать
дней. Последний бой был со скойана, далеко от дороги, при этом был сожжен
крарл скойана, взято много пленников, женщин и скота - между дагкта и
скойана все еще шла вражда из-за нарушенного перемирия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84