Золотой Медведь выступил немного вперед, несомненно, пытаясь
разобраться и разгадать загадку.
Я соскользнул с коня и крикнул одному из грумов с разинутыми ртами,
чтобы он подошел и укрыл жеребца, потому что от него все еще шел пар на
ледяном ветру.
Я пошел прямо к Золотому Медведю Демиздор. Я больше не был зол или
ошеломлен. Я точно знал, что будет дальше.
В парке я не носил меч, брал только нож для разрезания веревки или
чистки лошадиных копыт от грязи. Я вонзил этот нож по самую рукоять в
живот Медведя и наблюдал, как он извивается и шатается, пытаясь вытащить
его, наконец, он покатился на истоптанный снег и умер.
В городах бронзовая маска не убивает золотого подданного своего
господина.
Таков порядок, без всяких исключений.
Мне кажется, я потерял рассудок, когда, вытерпев пребывание в клетке,
в то время как следовало отказаться, теперь я отказывался, когда следовало
стерпеть. Как и многие до меня, я действовал не в нужный момент и не
правильным образом, потому что я должен был действовать раньше и не сделал
этого.
Мой гнев иссяк. Я был только непреклонен, сознавая, что все потерял,
скорее всего и жизнь тоже, и мне не от чего было отказываться.
Меня привезли назад во дворец Эррана и бросили головой вперед в мою
комнату с абрикосовыми окнами. Всякое оружие было убрано, кольцо-ключ
изъят; меня заперли.
Вскоре меня посетил Эрран с тремя серебряными командирами.
- Я разочаровался в тебе, - сказал он, - ты глупец.
Я сказал:
- Я расстроил твои планы, потому что ты сделал меня игрушкой идиотов.
Тебе следовало лучше разобраться во мне. Глупец ты, мой повелитель.
- Посмотрим, - сказал он.
Он прохаживался передо мной совершенно свободно и без опаски, как
будто ему нечего было бояться. Совершенно очевидно, что убивать его мне не
имело смысла; слишком много было желающих занять его место.
Он взял одну из книг, лежавших на столе. Он сказал:
- У тебя появился хороший вкус к городским вещам - литература,
музыка, любовь... Hекоторое время назад, когда я вырвал тебя из рабских
тисков Кортиса, кажется, я говорил тебе, как меня зачаровал и заинтриговал
процесс заживления твоих ран. Так как ты нарушил закон и должен быть
наказан за это, я решил заодно и узнать ответ на мой запрос. Другой пользы
мне от тебя не может быть.
У меня пересохло во рту. Я был бы действительно дураком, если бы не
понял, что мне уготовано. Он сказал, спокойно и без лишней холодности, и
без возбужденности Зренна:
- Сначала я отрежу твою правую кисть, мой Вазкор. Я смогу тогда сам
убедиться, как и ты, кстати, до какой степени твое тело способно
восстанавливать ткани. Потом я выну твои глаза, извлеку твой язык и отрежу
дыхательное горло. Если ты это переживешь, мои врачи вынут твои
внутренности. Естественно, ты можешь умереть от шока прежде, чем мы дойдем
до этого. Если ты выживешь и сможешь восстановиться - что является спорной
и экстравагантной мыслью, - возможно, я восстановлю тебя в качестве своего
подчиненного. Было бы недальновидно не сохранить такой приз - совершенно
неуязвимый витязь.
Ужас черным червем подступил к горлу, но я не хотел, чтобы он видел
это. Я сказал:
- Когда будешь на смертном одре, Эрран, молись, чтобы никогда не
встретиться со мной там, куда ты пойдешь.
Он отмахнулся жестом, который говорил: а-а, он опять стал дикарем.
Что это за чушь о встречах после жизни? Вслух он сказал только:
- Мы начинаем завтра на рассвете. Hа сегодня тебе принесут пищу и
напитки, женщин, если хочешь. Hаслаждайся своими ощущениями, пока они у
тебя есть.
Закат покраснел за толстыми стеклами западного Окна, но вспыхивал
яркими оранжевыми огнями сквозь разбитый хрусталь.
Этот странный и контрастный рисунок был результатом моей ручной
работы, которую я выполнял над окном с помощью скамьи, стола, бронзовых
чаш и кувшина. Тщетно. Свинец держался. Стекло раздробилось на части, но
ни одна не годилась на оружие.
Задолго до того, как солнце опустилось, рисуя свои зловещие узоры
света на оконном переплете, я занялся исследованием своих мрачных
перспектив. Что я неожиданно наткнусь на какое-нибудь средство борьбы в
последнюю ночь, или что завтра я мог бы пригласить к себе парикмахера,
чтобы он побрил меня до прихода стражи Эррана, силой позаимствовать у него
бритвы и применить их как-нибудь. Другие безумные мысли кружились в
голове. Я мог бы соблазнить часовых, поставленных у моей двери; они были
бронзовые, пристрастные к вину... выхватить меч, вырваться - меня бы
схватили и убили, ничто другое не представлялось возможным, но не
разрубали бы до смерти, как живой кусок мяса, и кое-кто погиб бы вместе со
мной. Потом я мечтал о том, что смогу-таки как-то уйти от них, зная, что
это - лишь мечты.
Окно потемнело, и сквозь разбитые стекла ворвался ветер.
Через час после захода солнца дверь открылась. Серебряный командир и
десять бронзовых стражников вошли, чтобы проследить, как двое в матерчатых
масках расставляют мой обед. С извращенным великодушием Эрран прислал мне
превосходную еду. Когда его люди ушли, я поел немного, думая подкрепить
себя для бравады, но во рту был привкус пыли и пепла, и я скоро оставил
попытки.
Я слышал, как играет музыка за стенами моей тюрьмы. Hочью в Эшкореке
всегда звучала мелодия или песня.
Я с силой ударил кулаком по свинцовой оконной раме, потому что эта
ночь была не для песен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84