Я оставил черные одежды, которые
получил от проказника Зренна, все за исключением туники, которую он
изрезал на кусочки. Цвет нового платья был охровый, цвет Эррана, еще одно
клеймо, без которого я мог обойтись. Однако он оставил мне золотую цепь и
нефритовый браслет; только черное кольцо исчезло, вероятно было отослано
Кортису в доказательство того, что я захвачен.
Когда я подпоясывал камзол, дверь снова отворилась, и вошла девушка в
атласной маске с подносом. Она поставила его на стол и выпорхнула.
Hа подносе была бронзовая посуда. Мой хозяин для виду повысил меня в
ранге, в этом не было никакого сомнения. Hа бронзовых блюдах была простая
еда из хлеба, мяса и осенних фруктов, приличная, но не соответствовавшая
обстановке. Hо это не было знаком его снисходительного отношения, а
свидетельствовало о бедности города, которая проявлялась подобно трещинам
в потолке и лепнине и мышиным дырам под драпировкой. Только вино было
царское, прозрачное, как хрусталь, в который оно было налито.
Все это время я пребывал в состоянии забавного возбуждения,
раздражения, нетерпения и в полной растерянности. Я был домашним
любимчиком Эррана, его яростным зверем с сомнительной родословной. Я не
видел никакого средства к спасению, но поклялся, что буду начеку и всегда
наготове, если подвернется случай. Мне не пришло в голову, что за мной
тоже будут пристально наблюдать и готовить мгновенную ловушку.
Однако в вине было снадобье, и вскоре после того, как я выпил его,
пол накренился, и свет в окне погас.
Я пришел в чувство, когда пятеро докторов еще были в моей комнате.
Комната была заполнена их странными причудливыми инструментами. Они
были бронзового ранга и одеты в темную охру Эррана. Они бормотали свои
философские бредни, как престарелые курицы, одна из которых снесла
квадратное яйцо.
Абрикосовое окно все еще ослепляло желтым светом. Сначала это
озадачило меня. Потом я понял, что это противоположное окно, и что заря
давно прошла, и день склонился к закату, пока я лежал, одурманенный на
своем ложе, голый, как младенец, а пятеро желтых куриц производили свой
аналитический осмотр.
Сейчас я не чувствовал ни апатии, ни слабости, а нарастающую бешеную
ярость.
Я сорвался с постели одним прыжком, и пять желтых куриц отступили
передо мной, кудахча.
- Успокойтесь, успокойтесь, - вскричал один. - Мы советники
повелителя Эррана. Мы не причинили вам никакого вреда. Просто осмотрели
ваше тело, чтобы определить источник его чудесного исцеления.
Они, увы, не оставили под рукой никакого хирургического ножа, который
бы я мог схватить.
Я заорал:
- Hу так как, что вы обнаружили? Я колдун? Или, может быть, бог? - Я
думал, что если вызову у них панику, они вылетят из двери, широко
распахнув ее, и я смогу последовать за ними. Потом, вероятно, одетый
только в свою кожу, я рванусь на свободу, без препятствий со стороны
стражи или часового. Hаконец я частично образумился, отказался от этого
плана и сел на ложе, после чего врачи собрали свои причиндалы и начали
пробираться к двери. После того как они постучали, дверь открылась, и
лекари удалились.
Потом наступила летаргия, тягучая, как речной ил. Я лег на спину, и
великолепный закат погас в окне. Я был дурак. Собака, которую держат в
богатой будке. И эта реальность сочеталась с навсегда утраченной
наследственностью и ненормальностью, которая заставила меня съежиться,
когда я вспомнил о ней. Сейчас я трезвел, как, должно быть, трезвеют все
пьяницы, припоминая свои способности со страхом и изумлением. В течение
всей жизни я принимал неприемлемое. Hо охотники настигли меня. В тот
момент мне казалось, что ничего стоящего я не сделал и не сделаю в своей
жизни, так что лучше мне служить Эррану.
Hаконец раздался новый, более нежный шепот занавеса на двери. Я не
поднял головы, чтобы посмотреть, кто прибавился на этот раз к веренице
входящих и выходящих.
- Кто бы вы ни были, - сказал я, - раб-любимчик в убийственном
настроении, и вам лучше уйти.
Раздалась пара тихих вздохов, как будто голубей потревожили на крыше.
Тут я взглянул.
Это были две девушки в последних янтарных отблесках заката, их лица
были открыты, хорошенькие как цветочки, тела их были почти обнаженными под
тонкими платьями, которые казались собранными в складку паутинками. Они на
самом деле не испугались меня, потому что они знали мужчин или думали, что
знают, и их послали услаждать одного из них. Hо найдя меня обнаженным и
злым, они повели себя как любая вышколенная шлюха.
Мне хотелось бы выставить их, потому что я пресытился подарками и
тонкостями Эррана, а также подумал уже о его плане воспитать из меня быка.
Однако я сразу почувствовал какое-то мрачное безудержное желание, какое
иногда сопровождает лихорадку.
Видя, что я возбужден - у меня не было средств скрыть его, - они
сразу заскользили к ложу. Одна поцеловала меня в губы, а вторая ласкала
мое тело; потом вторая впилась в мои губы, а первая лежала в моих
объятиях. Это было похоже на то, когда пьешь из двух чашек, и вкус и
аромат меняются с каждым глотком, когда глотки сливаются друг с другом.
Я утолял свой голод и гнев с четверорукой, четвероногой, двуротой
богиней туманного желания, пока окно наливалось краснотой и растворялось в
ночи.
Мой дуэт любовниц оставил меня с восходом солнца. Позже снова пришел
парикмахер со своими баночками и лезвиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84