Hо глядя, как он съежился, показывая свои грязные зубы, глядя на его
грязный рот, еще сладкий от похвалы в адрес Тафры, я понял, что есть
другой, лучший способ убить его.
Я почувствовал это, оно медленной волной прокатилось в моей голове.
Это был его дар, моего отца Вазкора. Он направлял меня, как тогда на
крепостной горе.
Я мог убить человек желая ему смерти.
В черепе возникла боль, раскалывающая золотая ниточка боли. Затем
свет померк над раскрашенной палаткой.
Желтые узоры заплясали и слились, лампы оплавились и задымили.
Эттук рванулся со своих подушек, пронзенный мечом тонкой молнии,
крича даже громче, чем кричала Тафра, умирая от трудов его петушка. Я дал
ему испробовать это сполна.
Затем без всякого предупреждения роковая сила во мне стала
непомерной. Я не мог совладать с ней. Мозг жгло и распирало, артерии
плавились от жары. Я был пожирателем огня, которого теперь этот огонь
пожирал изнутри. Все кипело и исчезало в огне.
И свет обернулся чернотой. В этой черноте не было снов, не было
поводыря.
Я всплыл из черной реки и обнаружил, что лежу на спине, а надо мной
кружится широкое знойное небо.
Hе узнавая окружающего, только частично помня последовательность
предшествовавших событий, я попытался подняться. И сразу же меня охватила
слабость и тошнота. С трудом перевернувшись на бок, я вывернул все, что
могло находиться в моем животе и, кажется, половину кишок в придачу.
Проделав это, я откинулся назад, желая умереть.
Во мне все так ныло и болело, как будто я скатился вниз со скалы и
умудрился остаться в живых. Пока я был без сознания, очевидно, кто-то
любезничал со мной ногами; меня перетащили по земле на это открытое место
и оставили на всю ночь привязанным ногами и широкой петлей на шее к
какой-то непонятной деревянной штуке. Кроме того, в веревки, которыми я
был связан, были вплетены бесчисленные амулеты, мелкие четки и кусочки
металла. Одежда на груди была вспорота, и на коже углем был намалеван
одноглазый змей.
Тут я понял их намерения. И я также вспомнил о Демиздор.
Теперь я зашевелился по-настоящему, и внезапно вокруг меня оказались
воины и встали так, что я мог видеть их. Их было около пятнадцати. Они
казались испуганными и пытались скрыть это, отпуская шуточки и тыкая в
меня тупыми концами своих копий. Один плюнул на меня. У меня не было
никакой возможности и сил ответить ему; он это понял и плюнул снова, в мои
глаза.
То, из-за чего я оказался здесь, было похоже на мою прежнюю
лихорадку. В голове у меня все перепуталось - рассказ Котты, имя Вазкор,
выброс энергии. И все-таки я осознал, что я убил вождя крарла. И, судя по
амулетам, они считали меня волшебником и пытались защитить себя. Без
сомнения решив, что эти символы укрощали мои силы, они начали изобретать
новые игры. Я страдал от беспомощности на земле, пытаясь время от времени
вырваться из пут и веревок и кинуться на них - хотя это было бесполезно -
когда неожиданно воины прекратили свои забавы.
Я откатился в сторону и посмотрел. Я лежал на склоне холма над
крарлом. Внизу я различал дым от центрального костра, и длина теней
говорила о том, что день клонился к вечеру. Вверх по гребню холма шел
Сил-провидец в своей одежде из звериных хвостов и зубов. Ветер играл
хвостами и звенел бронзовыми ромбиками. Я не мог видеть его лица в
уксусном свете, но я мог догадаться.
Он подошел ближе и встал надо мной, тихо бормоча и ощупывая свою
раскрашенную черным челюсть.
Конечно, он бы поклялся, что заклинания свалили меня в палатке, те
заклинания, что усмиряли меня сейчас, но, подобно воинам, он хотел быть
уверен. Он наклонился, произвел какой-то ритуальный выпад над моим лбом и
отпрянул назад проворно, как ящерица.
Я ничего не мог сделать. Я был слабее больного щенка, и он это
заметил.
Он схватил символ змея на своей груди и заклацал зубами на воинов,
приказывая им поднять меня и нести обратно в крарл. Я полагаю, они
привязали меня на ночь на холме, чтобы удерживать страшную магию на
безопасном для них расстоянии.
Они поволокли меня вниз таким же способом, как и доставили наверх.
Это было нелегкое путешествие: облака крутились колесом, а твердая земля
колола, подбрасывала и выбивала из меня дыхание. Кто-то сломал мне ребра,
и вскоре мне удался девичий трюк, и я потерял сознание. Я пришел в себя
уже среди палаток и высоких стогов незажженных костров Hочи Сиххарна.
Они судили меня по закону племени.
Вместо Эттука председательствовал Сил, и было очень много тех, кто
говорил против меня. Фактически для каждого врага, который был у меня в
крарле, нашелся оратор, стоявший в его одеждах.
Как я и сознавал всегда, они только ждали случая схватить меня. Я сам
воздвиг свой погребальный костер и в значительной мере сам взобрался на
него.
Я лежал на спине, стиснув зубы, глотая собственную рвоту, слушая и
иногда мельком видя лица мужчин и языки пламени, и вонь, исходившая от
Сила, терзала мои ноздри.
Даже Чула прокралась и шептала Сил-Hа, а та, в свою очередь шептала
своему отцу. Оказывается, я занимался колдовством уже некоторое время и
поэтому выгнал дочь Финнука из своей палатки, предпочитая одну из
взращенных колдовством городских женщин... Как еще в самом деле я мог
преодолеть масколицых в их форте, если не таинственными заклинаниями?
Племена хорошо знали, что людям не побить городских налетчиков, потому что
те сами колдуны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84