Я разделил зайца на части накануне, но сейчас не стал есть
сегодняшнюю порцию, а продолжал скакать дальше. С восходом луны я
спешился, чтобы дать коню отдохнуть, но продолжал идти вперед, ведя его на
поводу. Я принимал меры предосторожности с тех пор, как рассмотрел погоню,
прячась между деревьями или крадучись пробираясь в тени холмов.
Когда погоня была так близка, я больше нуждался и стратегии, нежели в
скорости.
В конечном итоге я пришел к мысли, что мне придется расстаться с моим
конем.
Старейшая уловка преследуемого - спешиться и пустить коня вперед,
чтобы сбить с толку тех, кто идет по следу, однако это нелегкий шаг. Когда
конь уходит, он уходит навсегда, и ты остаешься пешим, наполовину
медленнее продвигаешься и становишься вдвое более уязвимым, чем прежде. Hо
ты не можешь приказать своей лошади не оставлять после себя навоз или не
делать копытами вмятин в грязи, и если ты не хочешь, чтобы он пал мертвым,
задохнувшись от бега, ты можешь заставить его гнаться только до
определенного предела.
У погони был умный проводник; я пришел к этому выводу логическим
путем. Он хорошо читал лошадиные следы. Hаступил пятый рассвет, и я увидел
всадников, собравшихся в узкой зеленой лощине под холмами. Их было только
девять или десять. Один из них, проводник, стоял на коленях среди каких-то
камней и исследовал место, где я позволил себе часовой сон. Это положило
конец моим сомнениям. Они настигали меня быстро, проводник был
проницательный, они предполагали, что я буду скакать пока не свалюсь с
седла от смертельной усталости. Таким образом, я должен пустить коня
бежать одного и надеяться тем самым обмануть их.
До полудня я вел коня на поводу. У зеленых холмов были рваные меловые
вершины; путь между ними был достаточно ровный, коню не будет трудно
бежать. Ветер дул с севера, по крайней мере ему не придется спорить с ним.
Я дал ему есть, пока мы шли, и снял сбрую, нагрузил мешки у седла камнями,
чтобы глубина его следов как можно меньше отличалась от прежней и не
показала проводнику, что он без всадника. Я повесил фляжку с водой на шею
и развернул коня на восток. Я надеялся, что он не влетит в коварную
трясину, а будет держаться по краю. В нем был еще огромный запас скорости,
а эшкирские кони любят бег.
Я хлестнул его своим поясом, чтобы заставить бежать. Грубое и
неблагодарное прощание с хорошим конем, но ничего нельзя было поделать. Он
ринулся вперед, из-под копыт полетела трава, и вскоре он исчез за зелеными
грядами гор, над которыми ветер гнал черные и белые тучи.
Я надеялся, что земля здесь достаточно твердая и не выдаст мой
собственный след. Я повернул на юг, неся сбрую с собой, чтобы не оставлять
ключа к разгадке, и пустился ритмичным бегом, которому мальчиков обучают в
крарле. Если у тебя крепкие ноги и здоровые легкие, ты можешь сохранять
эту скорость довольно долго и покрыть приличное расстояние.
Потом все мои старания пошли насмарку.
Ветер расколол небо. Вспыхнула белая молния, и дождь хлынул серой
простыней. Еще три вспышки, и меня поглотила стена воды.
Теперь случится следующее: дождь смоет обманчивые следы
коня-приманки; к тому же он образует грязь, которая, если потоп кончится
танк же внезапно, как начался, засохнет с превосходными отпечатками моих
собственных следов. Тем временем я, продираясь вслепую сквозь мокрую
стену, оставлю столько любезных знаков своего продвижения, сколько есть
вокруг невидимых кустов и веток, на которые я наткнусь и обломаю.
Существовала еще одна приятная возможность. Hекоторые лошади не хотят
бежать в бурю. Может быть, мой эшкирский конь замрет на месте или рванет
назад по тому пути, что я послал его, и с пустым седлом влетит прямо в
гущу моих преследователей.
Я стоял под разрываемым молниями дождем и заклинал себя думать
дальше. Мне казалось, что следует добраться до ближайшего укромного места
и тем самым оставить как можно меньше сигнальных знаков. Конь, если,
несмотря на мои сомнения, он продолжает двигаться вперед, оставит метки
для проводника. И, что бы ни случилось, им не придет в голову, что я
прячусь у обочины. Они решат, что я упорно продвигаюсь вперед.
Я поднялся по соседнему склону к естественной башне из известняка на
вершине. Здесь, между двумя пористыми отрогами, в черной клейкой грязи я
приготовился переждать бурю.
Ждать предстояло долго-долго.
Гроза бушевала на холмах, иногда бросаясь в сторону, потом снова
возвращаясь. Дождь и ветер не утихали. Должно быть, прошло четыре часа, и
я начал ругать себя; я должен был предвидеть плохую погоду, было
предостаточно признаков того, что я должен был сохранить лошадь, должен
был бежать на юг, рассчитывая на то, что дождь запутает мои следы. Короче
говоря, я должен был сделать все, чего я не сделал.
Вскоре на нижний склон вылетели пять всадников, направляясь на
юго-восток.
Очевидно, поисковая партия разделилась, так как они не были уверены,
в каком направлении я двигаюсь.
Все они были люди Кортиса. Даже сквозь дождь я различил их черные
одежды, их серебряные лица-черепа с черными стеклянными глазами. Только
командиры Кортиса Феникса Джавховора носили униформу гвардии моего отца.
Все еще жаждут возмездия?
Я гадал, как далеко они уйдут, прежде чем встретят мою лошадь или
вернутся назад в укрытие. Я также гадал, куда направились другие четверо
или пятеро, и есть ли среди них люди Эррана, хотя я не представлял больше
интереса для Эррана и он не очень сильно заботился о мести, существовал
еще вопрос его научных философских экспериментов с моей плотью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84