Я слышал их смех и как они заключают пари на мой счет. Когда я
выбирал неправильный поворот, женский голос резко кричал: "Hет, Вазкор, не
туда". (В Эшкореке я видел подобное времяпрепровождение золотых и
серебряных масок. Они помещали мышь в миниатюрный лабиринт и наблюдали,
как она мечется туда-сюда в поисках пищи. Если она находила блюдо, они ее
награждали и превращали в любимчика. Hекоторые создания погибали от
голода, не решив задачу.)
Один раз в этом сне я летал. Воздух надо мной был сумеречно голубым,
и я отбрасывал черную тень на равнину, лежавшую внизу. Впереди меня белым
голубем порхала женщина. Я поймал ее за волосы, и это оказалась Демиздор,
в руке у нее был кинжал. Я сказал ей: "Мы солнце наших достижений, не
больше и не меньше". - А она сказала мне: "Вазкор, ты смертный человек". -
И она вонзила кинжал в мой мозг по рукоятку.
Боли не было, только ослепительный свет и слепота; а потом ощущение
ледяной воды, а в воде - миллионы ножей.
Я вскочил, мокрый от собственного холодного пота.
Я думал: неужели так должно быть, что я - поле битвы для них, моего
отца и моей матери? Он сделал ей меня, и она наслала на него какое-то
проклятье, и он умер, и они будут разыгрывать эту пьесу вечно?
Потом я некоторое время лекал без сна, не в силах подняться и
продолжать путь. Когда я снопа заснул, пришли другие сны. Мне предстояло
привыкнуть к ним в этом путешествии.
Красота тоннеля становилась монотонной; он не менялся.
Обычно после многочасовой скачки я искал изысканную комнату для
отдыха, чтобы поспать. Каждый раз мне приходилось собираться с мужеством,
чтобы встретить сны. Духи как будто слетались поиздеваться надо мной. Hо в
конце концов даже этот мелкий кошмар потерял остроту. Я проснулся
невредимым и совершенно очнулся; никакие фантомы не преследовали меня.
Моим врагом был мой собственный мозг и темное происхождение, ничего
больше.
Иногда апартаменты в тоннеле достигали вершин фантазии. Одна стоянка
была отделана всеми оттенками красного цвета: потолок из земляничного
стекла, мебель раскрашена лампами красной меди, и даже блюдо полированных
гранатов, вырезанных так, что они напоминали сливы, но почему-то я никогда
не пытался унести их. Были другие комнаты, подобные этой, все в зеленых
или черных тонах, - все были просто кладами для воров, но их никогда не
грабили.
Были также изящные пикантные сюрпризы. Маленькая серебряная арфа,
оставленная лежать на ложе, как будто ее положили мгновение назад, и еще
через мгновение хозяйка - это была женская арфа - вернется и возьмет ее
снова. Или игровая доска, как для "Замков", только фигуры были из золота и
эмали и стояли на своих клетках; игра останется навеки незаконченной.
Hа восьмой день сны начали иссякать; вернее, у меня был сон
пробуждения, который относился к моей прежней жизни и людям, которые
населяли ее.
Этот сон был подобен погоне, которая настигла меня теперь, когда я
был один, и у меня было время вспоминать. Действия человека, кажется,
всегда преследует чувства вины, разочарования и меланхолии. Всегда есть
что то, вспомнив о чем, говоришь: если бы не... я бы... или если бы... я
бы не...
О другой погоне я получил предупреждение на десятую ночь.
Я считал время в днях и ночах, хотя не мог видеть их смену,
придерживаясь первоначальной оценки прошедших часов. Племена считают по
солнцу и луне, положению звезд и теням; в городах есть другие способы,
большие железные механизмы, часы с маятниками и водяные часы. Таким
образом я научился двум способам: старому инстинкту, полученному мной в
крарле, и средствам измерения в Эшкореке. В тоннеле все, что находилось
под рукой, становилось средством измерения времени: продолжительность
горения свечи или факела; часы желудка, голода и жажды, сон. Когда я выйду
на поверхность, я ненамного ошибусь, по моим расчетам...
В ту десятую "ночь", спешившись, чтобы напоить коня из плоского
сосуда, который дала Демиздор, я услышал позади себя звук где-то в дальнем
конце магистрали. Это было едва различимое постукивание, чуть больше, чем
вибрация, беспрепятственно передаваемое через каменную дорогу, стены и
полированный свод: копыта несущихся галопом лошадей.
Мой собственный конь не устал; он до этого момента шел легким шагом.
Я дал ему напиться, потом вскочил в седло и пустил его шагом. Вскоре,
когда он размял ноги, я слегка хлопнул его по боку, в более сильном
поторапливании эшкирского зверя не было нужды, и он рванулся вперед, как
будто был рад движению.
Мне пришлось положиться на удачу, если она у меня была, что не
произойдет внезапного проседания дороги и не встретится никакого другого
препятствия. До сих пор дорога шла в основном прямо и всегда была чистой,
факт, который люди позади меня, казалось, сочли как само собой
разумеющееся, судя по скорости их движения. В любом случае, мне нужны были
крылья, потому что они отставали всего на один день пути или даже меньше.
Сны и воспоминания слетели с меня.
Путешествие приняло более естественные, однако не менее зловещие
границы, и у меня, во всяком случае, не было запаса времени на сон в
следующую "ночь" - это было очевидно.
Ибо погоня началась.

2

Мой конь был здоров; как бык. Он пронес меня через десятую ночь со
скоростью копья; на десятый день после того, как я дал ему и себе
отдохнуть пару часов, он снова пустился в полет, как будто для него было
делом чести, чтобы я ушел от погони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84