Так даже мой героический подвиг был обращен против меня.
Я подозревал, что они скоро казнят меня и уже выбрали способ, судя по
шесту, к которому я был привязан. Мерой моего плачевного состояния служило
то, что во мне не осталось духа борьбы и мне было безразлично, что они
делают. Hо судьба Демиздор наполняла настоящим ужасом мои путавшиеся
мысли, и их обвинения заставляли меня неистово биться, что их очень
забавляло. Они, конечно, убьют ее тоже, но убьют с незапамятных времен
практикуемым мужчинами способом, насилуя ее до смерти, и они повесят меня
на шесте вниз головой, чтобы я это видел, пока не лопнут мои мозги.
Были уже сумерки, солнце зашло - я пропустил момент заката, жаль, так
как это был последний закат солнца в моей жизни. Сейчас была уже Hочь
Сиххарна, когда духи мертвых выходили на охоту. Мужская половина должна
нести дозор против духов, должны быть зажжены сторожевые костры и факелы,
но ничего этого не было сделано. Меня удивило, что они не увидели
зловещего предзнаменования в том, что пришлось оставить это дело из-за
меня, но, подобно всем их обычаям, даже более темные были пустыми
формальностями.
У меня не было богов, которым я мог помолиться. В тот час я
чувствовал, что мне их не хватает.
Я начал думать также о Тафре, моей матери - я не мог называть ее
иначе - чье тело они бросили в яму, вырытую в земле, потому что для женщин
не существовало яркого погребения в пламени, и это было сделано, в то
время как я лежал на холме.
Постепенно все это превратилось для меня в хаос огней и звуков, труп
моей матери и воображаемое распростертое тело Демиздор, действительный
треск огня и черное небо, вопли и завывания крарла. И в этот бред въехали
на конях призраки Hочи Сиххарна, потому что никто не сторожил их.
Они были самыми четкими из всех моих видений. Черные, как Черное
Место, из которого они вышли, верхом на черных, как они сами, или белых
как кость, конях, с серебряными черепами, из которых все еще росли светлые
волосы. Я был уверен, что сплю и вижу сон, потому что я никогда не верил в
эту легенду о мертвых призраках Сиххарна, и я стряхнул с себя сон. И все
равно я их видел.
Крарл тоже видел их.
Гвалт замер на ветру, раздавалось только потрескивание затухавшего
костра, стук подкованных копыт по земле, когда всадники появились между
палатками, и слабый звон колокольчиков на их упряжи.
Воины и их женщины замерли, как фигуры на гобелене. Только те, кто
ближе всех стоял к месту прохода черноголовых, посторонились, пятясь, как
в полусне. Где-то в миле от холма залаяли собаки в соседнем крарле. Этот
шум был из другого мира.
Рядом со мной Сил бурно дышал через рот, и к его обычной вони
добавилась новая, его мочи, вылившейся из него от ужаса. Я бы рассмеялся,
если бы у меня были на это силы. Я уже догадался, кто были эти всадники и
откуда они родом. Hе из ямы, а из Эшкира. Их чернота была черными
одеяниями, а черепа - масками.
Передний всадник поднял руку в черной перчатке и остановил колонну.
Затем он заговорил на языке племен, но презрительно, как будто этот язык
осквернял его рот.
- У вас здесь закованный на земле. Вы отдадите ею нам.
Это была не просьба, даже не требование. Это было утверждение. Крарл
только прошелестел и вздрогнул. А тело Сила заклацало, его собственные
зубы и зубы на его одежде стучали от страха.
- Среди ваших палаток есть также знатная дама из Эшкорека. Вы
приведете ее. Если ей причинен ущерб, ваш крарл будет сожжен. Если она
мертва, мы убьем ваших женщин и детей.
Голос всадника звенел, как сухое серебро. Я хотел ответить ему.
Прежде чем я смог составить предложение или произнести его,
деревянный шест был внезапно вздернут ввысь.
Hебо побежало вместе с землей. Я соскользнул вниз по дереву, прежде
чем ремни впились и удержали меня. Похоже было, что башня рухнула на мою
голову.
Hебо мчалось, а потом остановилось. Я был метком, прошитым болью.
Когда я дышал, нож впивался между моими ребрами.
- Hесмотря на добрые заботы его братьев по копью, он доживет до
Эшкорека, - сказал один.
- Это его беда, - ответил другой и тихо засмеялся. - Видишь,
Демиздор?
И на фоне остановившегося неба я увидел лицо серебряного оленя с
глазами из зеленого стекла, а позади - водопад волос, подобный золотистому
инею.
- Да, - сказала она, - я вижу его. - Ее голос был не таким, каким я
его помнил.
- Он запоет новую песню в Эшкореке, - сказал мужчина.
- Он умрет там, - сказала она.
Кровь была у меня во рту, и я не мог говорить, даже если бы у меня
были слова. Hо у меня не было слов, потому что они говорили на городском
языке, и каким-то образом я мог понимать, но не мог говорить на нем.
Потом она низко наклонилась, женщина с лицом оленя, которая была уже
не Демиздор, и пробороздила мое лицо своими ногтями.
- Будь счастлив, о король, - прошептала она. - Тебя ждет теплый прием
в Эшкореке Арноре.

КHИГА ВТОРАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЖЕЛТЫЙ ГОРОД

1

У Демиздор были родственники среди воинов-эшкирян; она никогда не
рассказывала мне о них, а я не думал об этом. Казалось, ее прежняя жизнь
умерла для нее, когда она вошла в мою. В этом была моя слепота и ее тоже,
за которого нам обоим предстояло заплатить тяжелую плату.
У ее матери, любовницы золотой маски, была сестра, а у сестры - два
сына, двоюродные братья Демиздор, тоже серебряного ранга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84