Самое великое достояние человека — человек, говорил Ленин. И так должен думать каждый коммунист.— Тариэл сел.— А потом было село, я полюбил крестьян, прикипел к ним всем сердцем и даже забыл о городе. Но партия вновь перебросила меня сюда, секретарем горкома. А потом меня назначили начальником управления нашего строительства. — Тариэл вновь встал, подошел к окну и стоял так некоторое время, опершись о подоконник, спиной к Важе.— Мне понятна твоя боль, Важа... Мы приносим твой участок в жертву грандиозному делу. А такое дело редко обходится без потерь.
— Когда люди узнают, что работа на участке приостановлена, мы недосчитаемся многих. Больше половины крестьян уйдет от нас, навсегда уйдет.— Важа смотрел на Карда запавшими глазами. Он хотел оправдать свое решение не только перед Тариэлом Карда, но и перед самим собой, но это никак у него не получалось. Лицо Андро Гангия стояло неотступно перед глазами. «Так хотел Андро, только об этом и мечтал Андро — собрать все силы в кулак на Чаладидском участке. И Андро прав, прав!» — не отпускала Важу неотвязная мысль.
— Пусть уходят те, кто пришел. к нам лишь ради земли,— отрезал Тариэл.
— Кто же тогда работать будет, Тариэл?
— Те, кто останется... И еще техника. С каждым днем мы будем получать все больше техники. Сейчас на стройке работают экскаваторы и бульдозеры лишь английского и немецкого производства. Но скоро мы получим свою, отечественную технику. Не всегда же нам жить по-нынешнему. Наши экскаваторы будут получше всех этих «любеков», «пристманов», «менике» и «коппелей».
Важа боролся с желанием тут же, не сходя с места, согласиться, признать правоту Тариэла. Он встал.
— Все, что вы говорили тут, чистейшая правда, но вы должны отпустить меня, Тариэл. Вы прекрасно знаете, что без труда нет для меня жизни, однако...
— Садись! — резко приказал начальник управления.— Ты, верно, плохо меня слушал! — не скрывал раздражения Тариэл.
— Может быть... Но я слушал как мог.
Тариэл Карда видел, что Важа встревожен и расстроен ничуть не меньше его и что причина этого кроется вовсе не в упразднении Ланчхутского участка. Он взглянул на стенные часы.
— Уже время начинать совещание,— Тариэл подошел к двери и дважды повернул ключ. Затем, подойдя к столику, начал: — Я чуть ли не слово в слово повторил то, что говорил вчера. Но я не то хотел сказать... — Тариэл, понизив голос, обернулся к двери.— Ты по-прежнему просишь освободить тебя от работы. И я, оказывается, впустую говорил с тобой все это время.— Он посмотрел на Важу и еще раз убедился, что тот все знает уже. Теперь его не уму-разуму надо было учить, а просто поддержать. Однако он не сумел этого сделать. Просто не совладал с горечью. А надо бы. Он обязан сказать Важе все. Сам. И никто другой.—' Важа, Андро Гангия неизлечимо болен. У него рак.
У Важи все внутри похолодело.
— Что ты говоришь, Тариэл? — еле вымолвил он.
— Об этом знают лишь три человека.
Важа не отрываясь смотрел в бледное, в бисеринках пота лицо начальника управления.
— Всего лишь трое. Я, врач и сам Андро.
— Кто бы мог подумать...
— Да, глядя на Андро, никто бы об этом не догадался. Однажды он невзначай обмолвился: большому делу, мол, необходима страсть, вера и твердость. Медицине, оказывается, известны случаи, когда страсть, вера и душевная стойкость побеждали недуг, даже саму смерть. Он не раз говорил, что пока не будет осушен Чаладидский участок, смерти он не по зубам. И он был убежден в этом...— Тариэл запнулся, замолчал.— Андро наверняка одолеет смерть. Человек с его убежденностью все побеждает, даже смерть.
Тариэл Карда надолго замолчал. Было заметно, что ему хочется что-то сказать, но не хватает решимости.
Важа выжидательно смотрел на него.
— Однажды Андро сказал мне: если все же смерть одолеет меня, назначь на мое место Важу Джапаридзе...
— Андро?! Обо мне?! — едва выдавил из себя Важа.
— Да, Андро. Ты понял?
Важа покачал головой:
— Нет, я ничего не понимаю, Тариэл.
— Такова была его воля.— Тариэл достал платок из кармана брюк, чтобы вытереть лоб. Рука его дрожала, бессмысленно мяла платок и потом запихнула его в карман кителя.— Важа, со дня моего вступления в партию, в подполье, при каждом ответственном деле плечом к плечу со мной стояли коммунисты — мои друзья. Я всегда надеялся на них. Вот и теперь я не могу без надежды ни работать, ни жить, ни даже добиться чего-нибудь путного. Таков и Андро. Если смерть одолеет меня, сказал он, назначьте Важу на мое место. Он надеялся на тебя, думая так. Надеялся как на друга, коммуниста и инженера.
Но Важа не слышал ничего. Вдруг он резко поднял голову и спросил:
— Что ждет Андро?
— Этого никто не знает,— ответил Тариэл Карда упавшим голосом.
В приемной толпился народ, пришедший на совещание. Секретарша постучала в дверь, чтобы напомнить начальнику, что все в сборе. Но Тариэл Карда не обратил никакого внимания на этот стук. Зажег папиросу и глубоко затянулся. От дыма у него вдруг закружилась голова. Важа знал, что Тариэл не курит, разве только на работе, нервничая, но никогда не затягивается.
— Не кури, Тариэл,— сказал Важа.
— Андро говорил, что ты талантливый инженер, большое
будущее ждет тебя впереди. Но я не могучие сказать и того, что Андро считал тебя тщеславным и эгоистичным.
Важа смутился. Он сидел, низко понурив голову. Оказывается, Андро Гангия заботился о нем, противнике своих поправок, невзирая на его, Важи, недостатки, считал своим преемником. «Неужели мною двигало тщеславие? Нет, нет. Однако Андро думал так. Наверное, так оно и есть. Он бы и сам сказал мне это, наверное бы сказал».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125