Если Важа Джапаридзе за чем-либо посылал его на правый берег, где располагался Чаладидский участок, Исидоре всегда находил отговорки или норовил послать туда кого-нибудь другого.
Теперь, когда стройка переместилась на правый берег, перед Исидоре во весь рост встал выбор: либо перейти работать на Чаладидский участок, либо вообще уйти со
стройки. Уйти со стройки он не мог — ведь тогда пришлось бы изменить клятве, данной у отцовской могилы. Всего лишь раз побывал Исидоре у болота, в котором нашел свое последнее пристанище Татачиа. Исидоре ни за что не осмелился бы прийти к этому месту в одиночку. Впрочем, он и не знал, где находится это самое болото. Люди посоветовали ему обратиться к Гудуйа Эсванджиа, который знал каждое болото в округе. И Исидоре последовал доброму совету.
Избегающий людей лесной человек так сказал Исидоре Сиордиа:
— Не к добру преследовал твой папаша посланца Ленина Вардена Букиа. В мою хижину шел Варден. Ради народного дела собирались там большевики. Вот и надумал предать их твой отец. Но болото преградило ему путь, связав его по рукам и ногам. Здесь и нашел свою могилу предатель. Поостерегись, парень, ходить дорогой, которой следовал твой отец, к добру это не приведет! — Если кто был не по душе Гудуйа, он так и обращался к нему — «парень».
Исидоре не приглянулся Гудуйа с первого взгляда. И, хмуро глянув на него, Гудуйа подумал: «Яблоко от яблони недалеко падает». Гудуйа, бывало, за версту обходил то самое болото. Грязным местом почитал он могилу Татачиа. И все же по доброте душевной не смог он отказать в просьбе Исидоре — повел его к могиле отца. Не дойдя до болота, Гудуйа рукой показал Исидоре: там, мол,— и остановился.
Исидоре не осмелился близко подойти к болоту. Дрожа как осиновый лист, он издали смотрел на болото. Холодный пот струился по его побелевшему лицу. Его узкие, словно прорезь копилки, глаза расширились, верхнее веко судорожно задергалось.
— Что с тобой, парень?
— Со мной?— еще больше задрожал Исидоре.
Болото глухо ворочалось и хлюпало, рождая панический страх в душе Исидоре. Вновь сузились его глаза, и он старательно отводил их от болота. Только верхнее веко по-прежнему неудержимо дергалось.
— Пройди к отцовской могиле, преклони колено. Иначе зачем было сюда тащиться?
— Чтобы отомстить, вот зачем! Разрази меня гром, если я не вымотаю душу у этого сучьего болота! Высушу. Дух из него вон. Высушу. Хайт!— погрозил кулаком
Исидоре, сухоньким сморщенным кулаком/ И тут же пронзительно заверещал: — Сиордиа я, Исидоре, запомни, хайт!
— Оно и видно, что Сиордиа ты. Смотри не ходи отцовской дорожкой, поскользнешься,— вновь повторил Эсванджиа и угрожающе потряс тяжелой суковатой палкой.— Иначе не миновать тебе людской или божьей кары,— и, повернувшись спиной к Исидоре, заковылял к своей хижине.
Исидоре, оставшись один на один с болотом, встрепенулся и словно ветер понесся наутек от него в противоположную сторону. Он остервенело продирался сквозь сучья, бамбуковые заросли и кусты. Животный страх лишил его рассудка, зрения, и, налетев на дерево, он, словно подрубленный, шмякнулся оземь.
Это болото, на месте которого должен пойти главный канал, входило в массив, где прорабом был Исидоре Сиордиа.
Важа Джапаридзе, не дожидаясь приказа о назначении его главным инженером, с завидным рвением приступил к исполнению своих обязанностей. Необходимо было в кратчайшие сроки внести изменения в проект строительства Чаладидского участка. Это и стало его основной заботой.
После поразившей его болезни Андро Гангия и беседы с начальником управления Важа старался отбросить все сомнения, связанные с консервацией Ланчхутского участка, и: с головой ушел в работу. День и ночь трудился он, не давая передышки ни себе, ни другим.
С Галиной он провел всего лишь первую ночь, тревожную и волнующую. С тех пор целыми днями им не удавалось видеться друг с другом. Даже ночевать не часто приходили они в дом тетушки Русудан — спали все больше н бараках в лесу.
— На что это похоже?!— спросила однажды тетушка Русудан, когда Важа, уставший и неразговорчивый, далеко за полночь уселся ужинать в кругу семьи.— Никуда не убежит это ваше болото. Оно за целые века никуда не делось, а теперь и подавно подождет маленько. Где это видано, чтобы молодожены хотя бы не побыли вместе не разлучаясь. Да так и семей много счастья не почувствуешь. Может, тебе бог так велел, но при чем тут твоя жена?
Тетя Русудан, — обескуражено посмотрел на нее
Важа,— да захоти я остаться, Галя тотчас на улицу меня выгонит. Да и она сама ни за какие блага не усидит дома.
— Важа правду говорит, Русудан Григорьевна,— обняла тетушку Русудан Галя.— И земля, и болото подождут — им действительно некуда деваться, а вот человек не может ждать, потому что ему тоже деваться некуда,— она улыбнулась Важе.
— Что правда, то правда, видимся мы и впрямь редко, но все равно мы всегда вместе.
— Это как же понимать?— удивился Петре.— День и ночь врозь — и все равно всегда вместе?
— Вот так и понимать, Петр Ражденович,— улыбнулась Серова.— Сердцем и душой мы всегда нераздельны. Разве я не права, Важа?
— Еще как права! — подтвердил Важа.
— Твои мысли где-то витают сейчас, Важа, сказала Русудан.
— Возможно,— согласился Важа. Он действительно не думал об этом, лишь краем уха слушал разговор Гали со старшими. Мысли его были заняты только одним: успеют ли вовремя построить бараки, перевезенные с Ланчхутского на Чаладидский участок.
Рабочим было очень тяжело ходить пешком на стройку из окрестных селений, где их временно поместил Лонгиноз Ломджария.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125