В промежутках так храпел и сопел, что Чичико со страхом смотрел на него.
— Улетела, дядюшка Эстате, наша сумасбродная девочка. Фьюить! Улетела,— бормотал Чичико, сожалея в душе, что она действительно улетела.
Уже светало, когда они добрались до Хораги. Эстате зашевелился. Он обычно всегда просыпался в это время, вместе с птицами. Поэтому и просила Ция передать ему записку в Хораги — она знала, что раньше председателя не добудишься. И правда, стоило только машине въехать в Хораги, как Эстате проснулся и стал протирать глаза.
— Где мы, Чичико?— удивился он, заметив, что машина уже не у ворот опытной станции.
— Мы в Хораги!
— Что-о-о?
— В Хораги, говорю, приехали.
Эстате высунулся в окно и заглянул в кузов.
— Где Ция?
— Ции нет, Эстате Филиппович.
— Что значит «Ции нет»?
— А то, что Ции и впрямь нет. Вот ее послание,— Чичико протянул записку председателю.
— Что это такое? Записка?— взвился Эстате.— Откуда записка? Зачем записка? Если Ция не пришла, какого черта ты ехал?! Сейчас же останови машину, олух! — взревел председатель.
Чичико послушно затормозил. Председатель снова высунулся в окно и долго смотрел в кузов. Увидев, что Ции нет, он резко распахнул дверцу, выскочил из машины и несколько раз обошел ее, становясь на цыпочки и в который уже раз заглядывая в кузов. Он не верил собственным глазам. Ции не было. Эстате быстро вскочил в машину и с такой силой хлопнул дверцей, что машина вся задрожала.
— Поворачивай обратно! — сурово приказал он Чичико.
— Какой смысл поворачивать, дядя Эстате? — смиренно произнес Чичико, подавленный взрывом председательского гнева.— Улетела наша сумасбродная девочка, фьюить, и улетела...— Произнеся эти слова, Чичико снова расчувствовался.
— Улетела?— с дрожью в голосе спросил председатель и побледнел.
— Прочитай лучше записку, дядя Эстате. Мне самому охота послушать,— подал записку Чичико.
Председатель неторопливо водрузил очки на нос. Вытащив из кармана фонарик, он разгладил записку и осветил ее.
— Что-о-о? Вышла замуж?— рявкнул он.— Неужели здесь так и написано?
— Так и написано, дядя Эстате: «Вышла замуж».
— За кого она вышла замуж? За кого, я тебя спрашиваю?
— Там все написано.
— «Отцу с матерью передайте, что я вышла за того парня»,— продолжал читать Эстате.-- Что значит «за того парня»?— посмотрел он на Чичико.
— Читай дальше, дядя Эстате, наверное, там все сказано.
Эстате поднес записку к самым глазам.
— «Не обижайся, дядя Эстате, что я не пишу имени и фамилии того парня».
— Здорово,— с одобрением воскликнул Чичико,— «не обижайся», а, вот здорово! Ха-ха-ха! — загоготал он.— Без ножа зарезала и — не обижайся. Вот это да! Это она, наверное, чтобы вы ее не нашли. Здорово, а?
— Чему ты радуешься, бесстыдник? Здорово! Что. здорово, я тебя спрашиваю, что? Убежала из колхоза, предала, оставила нас, и это, по-твоему, здорово, да?
— Что поделаешь, дядя Эстате, девочка судьбу свою нашла. Что же это, скажи на милость, не здорово, а?
Председатель безнадежно махнул рукой. Потом вновь приблизил записку к глазам.
— «Я очень счастлива»,— прочитал он.
— А я что говорил?
— Говорил, говорил, но я любил ее как свою дочь. Она лучшей работницей в колхозе была. И вот теперь: прощай, до свиданья! Я и сам понимаю, что рано или поздно это должно было случиться, но... «Люблю, люблю, люблю»,— продолжал читать записку Эстате.— Совсем, видно, обезумела моя сумасбродная девочка,— неожиданно прослезился он.— Где это видано, чтобы вот так любить? «Люблю, люблю, люблю»,— повторил он.
— Ведь говорится, в любви меры не бывает, дядя Эстате... Это не то что здорово, это...— не смог найти слов Чичико.— Для такой любви даже слов и то не найдешь.
— Зачем слова искать? — смягчился председатель.— За
чем настоящей любви слова, дурачок? — мечтательно произнес председатель и потрепал по плечу шофера.
— Нужны, как же не нужны! Разве поэты не пишут стихи про любовь? Еще как пишут и сколько хороших слов находят. Что может быть на свете прекраснее любви? А для прекрасного и слова прекрасные нужны. Так ведь?
Но председатель уже не слушал его и продолжал читать записку.
— «Ваша сумасбродная Ция»,— засмеялся вдруг он.
— Не напрасно ты ее сумасбродной назвал,— сказал Чичико,— ох не напрасно. Разве тогда она была сумасбродная? Это она сейчас ошалела от любви. Любовь, видно, еще не такое может. А вот я еще никого не свел с ума, несчастный я человек,— грустно вздохнул шофер.
— Почему же?
— Не знаю... Вот бы полюбила меня такая девушка! Я бы тоже свихнулся.
— Не печалься, дружок. Успеешь еще свихнуться, придет и твое время,— подбодрил его председатель.— Дай бог, чтобы побольше таких, как Ция, сумасбродок было на свете,— печально добавил он и вдруг как грохнет: — Давай, Чичико, полный вперед.
— Есть полный вперед, товарищ председатель!
— Вот так. А ты не печалься, дурачок. Любовь никого стороной не обходит.
Как только машина отъехала, Ция посмотрела себе на ноги.
— Как мы покажемся на глаза Лонгинозу Ломджария в таком виде? Что он подумает, на смех нас поднимет.
— Ума не приложу, как нам быть? — забеспокоился Уча.— Лонгиноз Ломджария — человек порядка. Он нас даже на порог не пустит.
— Что значит не пустит?— возразила Ция.— Вот записка директора. Не пустит в дверь — я в окно влезу. Лишь бы рядом с тобой быть, Уча.
— Ничего себе — рядом. Да отсюда до Кулеви километров двадцать, не меньше.
— Подумаешь! Каждое воскресенье мы будем вместе. Опытная станция в воскресенье, наверное, не работает.
— Не работает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125