Мухаррама спокойно доедала лепешку с вареньем.
— Ничего особенного,— ответила она, жуя,— бросят девушку в мешок, завяжут его и станут сечь.
— Ох, ужас какой! — не сдержавшись, крикнула Оймулло.— Какая несправедливость!
— Тише! — многозначительно посмотрела на нее Мухаррама.— За стеной мыши, а у мышей уши!
Из гостиной доносился свист прутьев, удары по мешку и приглушенный крик девушки. Оймулло страдальчески вздрагивала при каждом стоне и вопле избиваемой, она зажимала уши и наконец, не выдержав, решила совсем уйти, но Мухаррама задержала ее:
— Куда вы? Без разрешения домоправительницы?!
Оймулло осталась на месте, но сердце ее отчаянно билось, смертельная бледность покрыла лицо. Как ей противна вся эта роскошь дворца Эшонбиби! За величием и пышностью скрывались подлость и гнусность мелких человеческих страстей. Оймулло казалось, что золоченая роспись люстр и резьба на стенах, дверях покрыты гноем и кровью, что из пушистых ковров и ярких паласов выползают скорпионы и змеи. Все отравлено в этом страшном доме, где свершаются такие жестокости. Ка к была бы она несчастна, если бы ей пришлось жить здесь, быть на службе у Эшонбиби! Вся жизнь была бы испорчена! Она страстно молила бога, чтобы этого не случилось, чтобы ее поскорее отпустили.
В эту минуту открылась дверь из гостиной, и служанки вынесли мешок, из которого проступала кровь. Чуть слышно стонала в мешке Нозгуль...
Из гостиной доносились веселые выкрики и громкий смех.
Увидев кровь, Оймулло чуть не потеряла сознание. Она сидела потерянная, с опущенной головой...
— Угощайтесь, дорогая,— ласково уговаривала домоправительница.— Берите сладенького, подсластите рот.
Оймулло очнулась при звуке ее голоса, подняла голову и, через силу улыбаясь, сказала:
— Я уже всего отведала, спасибо! Если позволите, я уйду домой.
— Позволим, конечно, позволим. Только хорошо бы и плов отведать... Ваше искусство, ваш голос очень понравились нашей гостье, госпоже из Карши. Ее высочество Эшонбиби изволили сказать, что вас будут приглашать в гарем всякий раз, когда мать наследника пожалует в Бухару. А за вашу сегодняшнюю службу вас одаривают этим бархаюм. Молитесь за нашу благодетельницу госпожу Эшонбиби!
Мухаррама Гарч и домоправительница произнесли слова молитвы. Оймулло вынуждена была принять бархат и низко поклониться в сторону гостиной.
Домоправительница отпустила обеих женщин. У дверей одна из служанок подала им их паранджи и сетки.
— Слава богу, слава богу, что наконец ушли! — сказала, облегченно вздохнув, Оймулло, выйдя на улицу.
Мухаррама рассмеялась:
— Вам просто повезло, вы понравились каршинской госпоже. Этого достаточно для того, чтобы Эшонбиби назло ей отпустила вас. Но вот мне не повезло, возвращаюсь с пустыми руками. Подарка не дали.
— Милая вы моя,— радостно воскликнула Оймулло,— да возьмите вы бархат, что мне подарили! Он по праву принадлежит вам! Хотите, я вам еще от себя алачу прибавлю. Я так рада, что не грозит мне постоянная служба во дворце, что я по-прежнему свободна! Да за это ничего не жалко отдать!
Как ни отказывалась Мухаррама, Оймулло, не слушая, сунула ей за пазуху бархат, подхватила свой инструмент, и они двинулись в путь.
Проходя мимо дворца кушбеги, они встретили миршаба, который чуть ли не бегом бежал туда, отдуваясь и пыхтя. Вид у него был очень встревоженный.
— Бог в помощь,— сказала ему Мухаррама, кокетливо хихикая.— Куда это вы так спешите? Опаздываете на поминальный плов, что ли?
Миршаб покосился на Мухарраму, он узнал ее по голосу, но ему было не до шуток, и он ничего не ответил. Расстроенные и напуганный, он воспринял встречу с ней как дурное предзнаменование, в ее голосе он уловил насмешку. Ведь дошли слухи, что на него поданы жалобы, чуть ли не самому эмиру, и что главный интриган — Гани-джан-бай! Очевидно, из-за этого миршаба так срочно вызвали к кушбеги! Теперь вся надежда на него. Ведь кушбеги, наверное, все знает, он сможет защитить миршаба от нападок и клеветы! Конечно! Сколько он сделал для кушбеги! Такие услуги не забываются. По приказу кушбеги он уничтожал без лишних разговоров всех, на кого тот указывал. Неужели же в трудную минуту кушбеги не защитит его?
Правитель сидел в своей приемной один. Он милостиво пригласил миршаба сесть рядом с ним у сандали. Тот, заискивающе глядя, пожал ему руку и присел, стараясь занять как можно меньше места.
— Ну, как поживаете? Что у вас нового? — спросил кушбеги.
— Слава богу, жив-здоров... Под сенью его высочества государя нашего все спокойно в Бухаре... его подданные находятся под верной и крепкой защитой!..
— Это нам и без вас известно,— недовольным тоном ответил кушбеги, сердито взглянув на миршаба.— А знаете ли вы, что по рукам ходят русские, татарские и тюркские газеты, книги, смущают умы честных благоразумных людей, развращают их. Да вот еще ослабляют веру во всевышнего ученики и друзья Ахмада-Махдума Дониша — смущают своими писаниями молодежь, особенно учащихся медресе. А вы ничего не знаете...
Миршаб растерянно взял в руки лежавшие перед кушбеги издания, начал их рассматривать. Занятие для него бесполезное, поскольку он был неграмотен.
— Об этом я не осведомлен, ваше превосходительство!!
Вы мне этих дел не поручали.
— Э, нет! Нельзя только ожидать поручения, надо и своей головой соображать. Прикажите вашим подчиненным, которым можно доверять, чтоб следили за своими знакомыми, сообщали вам о подозрительных.
— Слушаюсь, ваше Превосходительство! — угодливо сказал миршаб, обрадованный тем, что легко отделался и гнев кушбеги, видимо, рассеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139