— Конечно, дурочки дают заговаривать себе зубы, и мужчины восхваляют их за это. Как же не восхвалять, если с ними можно устроиться на дармовщинку? Женщина должна относиться к мужчине так же холодно, как относятся друг к другу мужчины в коммерческих делах. Но и тогда она еще не дойдет до того бессердечия, с которым относятся к женщинам мужчины. У них нет ни жалости, ни сострадания. Любовь и дружба — только пустые слова,' которыми дурачат людей! Я не верю ничему, кроме того, что положено мне в руку. Красивые слова пусть мужчины оставят себе и своим законным женам. Ими можно подслащивать пекло брачной жизни.
— Вы говорите такие ужасные вещи, что страшно слушать. Ведь не все женщины таковы.
— Выслушивать правду всегда страшно. Женщины, которые не говорят таких вещей, просто не осмеливаются додумать до конца ни одной мысля. Например, Цеплис по меньшей, мере десять раз в день клянется мне в любви. Своей жене он, может быть, и за месяц не наговорит того, что мне за один час. Он сам говорит, что с женой ему скучно. Но жди, чтобы он ради меня развелся с этой скучной женой! Я была бы беспросветной дурой, если б слушала его сладкие речи и оставила в покое его толстый кошелек. Нет, Цеплис должен позолачивать свои слова, украшать их брильянтами и одевать в шелка. Только тогда я смогу притвориться, будто верю им. Хочешь болтать про любовь — плати! Я с ним не повенчана, чтоб слушать его «за так»! Очень жаль, что ваша гусыня этого не понимает.
— И никогда не поймет. Мы счастливы без золота, брильянтов и шелков. Могу ручаться, что мы счастливее вас, со всеми вашими дорогими тряпками и побрякушками.
— Сейчас оно так, верю. По надолго ли?
— На всю жизнь!
— Мушиную жизнь, а не человеческую. Гусыня станет постарше, и вы начнете глядеть по сторонам, точно так же, как сейчас Цеплис.
— Никогда!
— Так почему вы на ней не женитесь, если собираетесь любить всю жизнь?
— Как не женюсь? Она уже моя жена! — испуганно отозвался Цауне.
— Так, значит, вы женаты? Первый раз слышу! А почему же вы не познакомили меня со своей супругой? Или стыдно стало? Нет, вы такой же подлец, как и все мужчины! Но если вы в самом деле женаты, это становится интересно. Ведь женатые мужчины, остерегаясь жен, никогда не болтают и не хвастают своими романами. Наоборот, неженатые любят хвастаться любовными похождениями и часто в своих рассказах привирают на добрые девять десятых. В таких делах холостой мужчина, как болтливая старуха, врет и сам верит своему вранью. Экая важность, что ничего не было: ведь могло быть! Ну, конечно, могло быть! Но вы, Цаунчик, благодаря своей женитьбе набили себе цену в моих глазах. Жалко, не знала раньше, попробовала бы вас совратить. Ведь Цеплис довольно заурядный прелюбодей, и тут уже нет ничего интересного. Мне нравится совращать верных мужей. После грехопадения они всегда так расстроены и задумчивы, а потом привыкают... Надо будет все-таки попробовать с вами.
— Не трудитесь, все равно ничего не выйдет по-моему мнению, брак должен быть основан на чистоте отношений и совершеннейшей верности.
— Это по вашему мнению. Но чувства говорят другое. При такой вашей наивной верности жена не выдержит и первая вас обманет. Женщине нравится, когда мужчина чувствует себя внутренне виноватым перед ней. Да, а почему вы не носите обручальное кольцо? Это неправильно, ведь обручальное кольцо придает мужчине известную пикантность! Я уговорила Цеплиса носить. Надеюсь, уговорю и вас. Обручальное кольцо охраняет мужчину от охотниц за
женихами и открывает перед ним много интересных возможностей.
Когда Аустра напомнила о кольце, Цауне покраснел, будто от; пощечины. В самом деле, ведь этим он жестоко оскорбляет Мильду: она может подумать, что он стыдится своей, женитьбы! Знала бы Мильда, что он в конторе снимает кольцо, ей было бы очень больно...
— Мужчина никогда не должен стыдиться и скрывать, что он женат, — словно угадав мысли Цауне, добавила Аустра.
— Разве я стыжусь? Совсем напротив, я горжусь своей женой.
— Гордиться тут особенно нечем, хотя с вас довольно и этого. А уж если гордитесь, почему же вы так старательно скрывали все время, что женаты?
— Я ничего не скрывал, а просто не болтаю о себе всем и каждому, как вы о своих романах.
- Разве я вам так много о них рассказывала?
— Хотя бы об одном — с Цеплисом.
— Ну, это я сделала для того, чтобы внушить вам страх передо мной. Чтобы вы поняли, что с любовницей директора шутки плохи! Перед ней надо трепетать. Вы должны меня бояться больше, чем самого Цепдиса. Любовницы не шутят со своими врагами!
— Нечего мне вас бояться и нечего с вами ссориться. Я исполняю свои обязанности, и я спокоен. Мой долг — исправно и преданно трудиться.
— Эту преданность вы наденьте себе на нос. Цеп-лису она не нужна. Вообще капиталисту человек нужен только для того, чтобы высасывать из него все соки. Они эксплуатируют нас как в работе, так и в любви. Хотела бы я когда-нибудь вышибить из вас эту невозмутимую ограниченность! Человек не чурбан, которого Цеплис может приставить к бухгалтерским книгам или к пишущей машинке. Пусть он себе стряпает кирпичи и радуется, а мне пусть гонит латы, как можно больше латов! У меня большие расходы, никак не напастись.
— Но тогда мы разорим предприятие, дающее нам заработок, и обречем себя на голод.
— Ничего! Такие, как мы, никогда не вымрут. Они и рождаются полуголодными, и живут впроголодь, и помирают с голоду. Как только окажется, что мы Цеплису больше не нужны, он выгонит нас ко всем чертям. Вас, Цаунчик, с вашей преданностью, еще скорее, чем меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133