ирода была приветливее и где их не видали ничьи любопытные глаза. Конечно, любезничать с дамой в укромном уголке гораздо приятнее, чем копаться в замусоленных счетах и проверять каракули Бриедиса в книгах. Всем этим в свое время займется Цауне. За то ему жалованье и платят.
Однако и такие бесполезные увеселительные поездки становились все более редкими. Спутнице директора, видимо, уже не хотелось проделывать столь длинную дорогу, засевая просторы полей своей пудрой. Кроме того, резкие ветра портили кожу лица, лишая ее соблазнительной нежности. После каждой такой поездки Аустре приходилось по нескольку дней умащать лицо всевозможными кремами, чтобы вернуть ему пикантную мягкость. Куда приятнее посидеть в кабинете какого-нибудь рижского ресторана, откинуться после хорошего ужина на мягкий диван и запивать любовные
утехи вкусным вином, привезенным из теплых стран. По лесам и полям можно носиться с молодым, ловким любовником, а не с таким богатым тюленем. Богатый и любовь-то не прочувствует как следует, если она бесплатная. Иначе она кажется ему серенькой и ничего нестоящей, точно ольховый кустарник на краю, поляны по сравнению с хорошо возделанным садом роз. Вот если он вынужден приправлять любовь дорогими кушаньями или еще более дорогими винами, тогда он действительно наслаждается и получает радостное удовлетворение. По этой же причине богатым людям быстро надоедают их собственные жёны, если они обходятся им дешево и не требуют все новых и больших расходов. Напротив, жены, умеющие транжирить деньги, хотя и слышат множество насмешек и упреков, тем не менее удерживают сердца мужей до глубоком старости. Богатому человеку правится не только брать от женщины, но и давать ей. Этим он, вероятно совершенно бессознательно, отгораживается от мужчин, занимающих деньги даже на папиросы и не отказывающихся закурить из дамской сумочки. Поэтому так несчастны мужчины, обладающие ощущениями и замашками богачей, но лишенные богатства. Они все равно что петухи: крылья есть, летать хочется, а угнаться за ястребом не могут. Остается только взлететь на забор и. запеть так, чтобы на соседнем дворе показалось, будто эта песня доносится прямо из поднебесья. И наконец, всех более жалок и смешон богач, лишенный замашек богача. Он — все равно что свинья: лезет умываться в грязь и налипшими нечистотами пачкает всех, кто к нему прикоснется.
Аустра отговаривала Цеплиса от поездок на завод, и он теперь показывался там очень редко. Куда легче переговорить с Бриедисом по телефону: можно быть гораздо более грозным, а то у этого мошенника такой смиренный взгляд, что его и выругать-то трудно. Кроме того, нельзя на целый день упускать из поля зрения Аустру. За последнее время она стала ужасно легкомысленной, и за ней надо присматривать. Ветер у нее в голове — чуть не углядишь, и все пропало. Только бы не начала встречаться с молодыми людьми и про-
водить с ними время! Этим бездельникам нельзя доверять, сразу сведут Аустру с пути истинного. Женщины легкомысленны и часто не отдают себе отчета в своих поступках. За ними надо смотреть в оба!
Вообще Цеплису теперь надо было смотреть.за Ау-строй, за заводом и еще за Бертой. Да, за Бертой тоже — она ведь стала матерью. Цеплису временами казалось, что он и сам начинает любить маленького крикуна, именуемого его сыном. Хоть и не часто ему случалось бывать дома, но со своим Юриком он познакомился близко: по ночам тот плакал, ничуть не считаясь с тем, что отец хочет спать. Юрик действовал так своевольно, что Цеплису пришлось перебраться из спальни в кабинет. Иначе, не выспавшись как следует, он днем не работник. Спокойных ночей и без того очень мало — вечно приходится водить Аустру по разным притонам. Если разрешить Юрику испортить еще и эти немногие свободные ночи, получается вечное недосыпание. К тому же, ночуя в кабинете, можно держаться подальше от жены, еще не вполне оправившейся отводов.
Производством кирпича Цеплис почти перестал интересоваться, уделяя главное внимание Аустре. По это не помогало, и Аустра часто встречалась со своими приятелями. Она даже не скрывала, что скучает в присутствии Цеплиса, порой позволяя себе по отношению к нему явные резкости. Однажды, когда они сидели в отдельном кабинете ресторана и Цеплис попытался ее поцеловать, Аустра не сдержалась и сказала:
— Ты становишься слишком назойливым. Что я твоя рабыня, что ли?
— Где это ты набралась таких выражений? Наверно влюбилась в какого-нибудь молодого голодранца?
— А хотя бы и так! Мне ведь пора подумать о замужестве. Ты только клянешься в любви, а жениться не собираешься.
— Брак вообще вещь устарелая. Я тебе не советую вступать в брак. Приятнее быть свободным.
— Мне ты не советуешь, а сам уже два раза женился. Хитер! Если ты раз отделался от этой «устарелой вещи», зачем же поспешил жениться вторично?
— Уж такое мое несчастье.
— От этого второго несчастья ты можешь отделаться так же, как от первого.
— Думаешь, развестись так легко? А что скажут люди? Притом жена мне нисколько не мешает.
— А мне она очень мешает! — Это мне не понятно.
— Если бы у тебя не было жены, все считали бы меня хвоей невестой. А теперь я только любовница.
— Настоящая любовь не считается с тем, что говорит люди.
— Лицемер! Ты же сам не разводишься только из боязни — что скажут люди!
— Это совсем другое дело. У меня общественное положение, и его надо оберегать. Разве можно, чтобы все начали перешептываться: Цеплис развелся, уже со второй женой! Меня станут считать легкомысленным, и может пострадать даже кредит фирмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133