– спросил я фон Герца, чтобы сделать ему приятное.
– Пентелеконский, – ответил он. – Алексей Григорьевич, умоляю, будьте осторожны и внимательны, Зинаида Николаевна очень слаба, и рокового кризиса можно ждать каждую минуту.
– Графиню зовут Зинаида Николаевна? – переспросил я, впервые услышав имя и отчество Закраевской.
– Точно так, – подтвердил управляющий. Дойдя до второго этажа, мы остановились перед лимонного цвета дверью украшенной тончайшей резьбой.
– Дальше я не пойду, чтобы не беспокоить страдалицу. В будуаре вас встретит камеристка, она предупреждена.
Франц Карлович открыл дверь и, пропустив меня внутрь, осторожно прикрыл ее за моей спиной. В комнате, в бархатном кресле, у задернутого гардиной окна сидела молодая бледная девушка с припухшими глазами. При виде меня она встала и шепотом спросила:
– Вы доктор?
Я молча поклонился.
– У графини в комнате темно, это вам не помешает при осмотре? Она теперь совсем не переносит света.
– Ничего страшного, попробую осмотреть ее в темноте, – пообещал я, усмехаясь многозначному: «осмотреть в темноте».
– Тогда следуйте за мной, – сказала девушка, – подавая мне теплую, сухую руку с тонкими, почти детскими пальцами.
Мы на цыпочках прошли внутрь темного помещения, как я понял по тонкому аромату, – спальню хозяйки.
– Зинаида Николаевна, – не сказала, а прошелестела камеристка, – к вам пришел доктор.
Я постепенно привыкал к темноте и начал различать предметы. Кровать больной стояла как трон посередине большой комнаты.
– Я вам помогу, – прошептала девушка и подвела меня к ней.
Рассмотреть больную в темноте было невозможно, я присел на пуфик возле изголовья и попросил:
– Сударыня, позвольте вашу руку.
Графиня едва слышно вздохнула, и к моей руке прикоснулись ее пальцы. Я перехватил тонкое запястье и нащупал пульс. Он был вполне удовлетворительный с хорошим наполнением.
– Что у вас болит? – шепотом спросил я, отпуская руку.
– Ах, доктор, я не знаю. Пожалуй, голова. И я совсем не могу видеть света, – прошелестело в ответ.
Для пожилой женщины у Зинаиды Николаевны была очень нежная, мягкая кожа и красивый, молодой голос.
– Позвольте, я положу вам ладонь на лоб, – сказал я, уже отчетливо видя силуэт лежащей на подушке головы в короне густых волос.
– Извольте, – разрешила графиня.
Я протянул руку и прикоснулся ко лбу, он был прохладен – температуры у больной не было.
– Теперь я буду двигать над вами руками, а вы закройте глаза и постарайтесь расслабиться, – попросил я. – Представьте, что вы лежите в теплой воде и вам хорошо и спокойно.
– Да, – ответила женщина и затихла.
Я начал водить руками над ее телом, закрытым тонким шелковым одеялом. Мышцы у меня напряглись, и заныла недавняя рана.
Сначала графиня лежала совершенно неподвижно, но несколько минут спустя, начла дрожать.
– Вам нехорошо? – спросил я. – Прекратить?
– Нет, хорошо, – ответила она чуть громче и отчетливее чем раньше. – Пожалуйста, еще!
Я вновь сосредоточился на своих ладонях и попытался проконтролировать, какие места ее тела отзываются на мои пассы. Когда занимаешься экстрасенсорным лечением, довольно быстро начинаешь ощущать разницу между здоровыми и больными участками. Как мне показалось, у Зинаиды Николаевны были небольшие проблемы с печенью и желудком. В остальном, для пожилой женщины, она была практически здорова. От нервного и мышечного напряжения я начал уставать и сильно вспотел. В комнате насыщенной ароматами духов было душно и влажно.
– Вот на сегодня и всё, – сказал я, когда почувствовал, что ощущение собственной усталости не дают пробиться к больной.
– Что это было? – спросила больная, открывая глаза. – Что вы со мной делали?
– Это такое бесконтактное, экстрасенсорное лечение, – по привычке, мутно и непонятно, ответил я, постепенно приходя в себя. – Меня ему научили инки и ацтеки.
Обычно чем непонятнее звучали объяснения, тем больше доверия вызывал своей ученостью врач.
– Доктор, а что это за странный запах? – опять спросила графиня.
– Не знаю, – ответил я, отодвигаясь дальше от постели, – вероятно, флюиды выздоровления.
Теперь, когда я почти привык к темноте комнаты, мне показалось, что графиня не так уж и стара. «А почему, собственно, мы решили, что она старуха?» – подумал я, и догадался, что тут дело не обошлось без Пушкина и «Пиковой дамы». Старуха-графиня – тройка, семерка, туз.
– Но я опять ощущаю этот запах! – опять тревожно сказала Зинаида Николаевна. – Откуда он?
– Не знаю, о чем вы. Пожалуйста, не думайте об этом, – категорично сказал я, чтобы закрыть неприятную тему. Не объяснять же было ей, что в духоте непроветриваемой комнаты, при большом мышечном напряжении немудрено и вспотеть. – Вам необходимо постоянно проветривать комнату и больше есть сырых овощей и фруктов. У вас прекрасная оранжерея, там растет всё необходимое для вашей диеты. А теперь позвольте откланяться, вам нужно отдохнуть.
– Нет, доктор, останьтесь, пожалуйста, мне с вами так покойно! И еще этот аромат! Он такой странный!
Вот действительно, дался ей мой запах. Я плотнее запахнул сюртук. Торчать в темной, душной комнате с невидимой женщиной мне было совершенно неинтересно. Пришлось придумывать повод улизнуть.
– Мое присутствие вам будет сейчас вредно. Вам теперь необходимо немного поспать. Только сначала распорядитесь проветрить комнату. А я к вам приду, как только вы наберетесь сил, и повторю свой сеанс.
– Хорошо, доктор, я буду вас ждать!
Я тихо встал, и, неслышно ступая, вышел из спальни. Я так пропотел, что от меня реально разило потом. Камеристка, кажется, тоже это почувствовала и повела из стороны в сторону своим маленьким, чуть вздернутым носиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95