– Так там для нее места нет, – ответил он. – Ребятишки, опять-таки, скарб. Когда в вёдро и дорога хороша, так оно ничего. А в мокредь, да по грязюке, кобылка не потянет. Нет, никак нельзя, ваше благородие.
– А коли я подводу куплю, тогда разрешишь? – зачем-то спросил я, хотя до этой минуты у меня и в мыслях не было заниматься судьбой «турчанки».
«Неужели она меня так сильно зацепила?» – подумал я.
– Ежели да кабы, во рту растут грибы, – фамильярно ответил сержант. – Купи, ваше благородие, отказу не будет.
Я кликнул трактирщика и попросил сторговать мне подводу с лошадью.
У этого человека, кажется, не было нерешаемых проблем. Он тут же предложил несколько вариантов, как будто заранее готовился торговать подводами. В наши переговоры вмешался конвойный, и мы, после пространного торга, сошлись на пятнадцати рублях серебром за всё про всё, включая упряжь. Из этих денег, без сомнения, пятерка ушла на комиссионные трактирщику. Сержант за покладистость и «добрую волю», получил кружку «господской» водки, рубль серебром, а солдаты полтинник на пропой.
Когда покупка устроилась, и все оказались удовлетворенными, я подошел к самой героине события. Не знаю, что она думала обо мне, но на губах ее змеилась победная улыбка. Это меня задело, и наш разговор сложился очень сухо. Я посоветовал женщине лучше питаться и дал денег на дорогу. Ассигнации арестантка взяла без тени признательности, как нечто само собой разумеющееся.
Теперь она выглядела значительно бодрее, чем раньше. Ее горячие глаза притухли и были полузакрыты. Щеки, омытые от придорожной пыли, слегка порозовели.
Говорить нам было не о чем, и я, чтобы заполнить паузу, сказал дежурную банальность:
– Ты даже не сказала, как тебя зовут, красавица? – «Турчанка» никак не отреагировала на вопрос.
Она даже отвернулась, но когда я уже собрался отойти, сказала:
– Вина на тебе большая, много плохого натворил, Алексей Крылов! Не тем служишь, не с теми дружбу ведешь!
При этом она смотрела не на меня, а на Ивана, ожидавшего у трактирного крыльца конца нашего разговора.
Меня ее слова должны были бы ошарашить, но после недавно выпитого здоровенного фужера, легшего на всё «скушанное» раньше, я был в приличной расслабухе и не удивился даже тому, что она назвала меня по имени и фамилии.
– А с кем дружить прикажешь, с тобой что ли? – легкомысленно спросил я. – Так ты кинжал за пазухой держишь.
«Турчанка» дернула по сторонам глазами, в них были испуг и ненависть. Мне стало жалко денег, истраченных на нее. Мальчонка, бывший за кучера на подводе, в которой она теперь лежала, услышав про кинжал, с любопытством повернул к нам голову.
– Не будет тебе удачи, коли не вернешь суженую, – словно заклинание, начала бормотать женщина. – Уйди от нас, нет тебе здесь места, чужой ты…
От всей этой мути меня начала душить злоба. Будь я трезвее, то, вероятно, сумел бы правильно оценить ситуацию и попытался выудить у своей противницы хотя бы какую-нибудь информацию.
Не хочется повторяться, но мне постоянно действовало на нервы то, что слишком много людей пытаются активно вмешаться в мою судьбу и управлять поступками.
– Если ты такая крутая, так чего же тебя гонят по этапу? – насмешливо спросил я. – Что же те, с кем ты дружишь, тебя не выручат?
– Подавишься ты своими словами! – зашипела она, обжигая меня ненавидящим взглядом. – Кровавыми слезами умоешься!
Продолжать разговор в таком тоне было бессмысленно.
Поставить в нем точку – кулаком в глаз – я не мог, она была всё-таки женщиной, к тому же больная, а попусту базарить с ненормальной бабой было недостойно. Однако оставлять за «турчанкой» последнее слово мне показалось обидным, и я, нарочито перестав обращать на нее внимание, окликнул начальника конвоя:
– Сержант, смотри, чтобы арестантка не сбежала.
– Ништо, ваше благородие, не сбежит, – легкомысленно похвастался конвоир. – У нас не сбегают!
Я в этом не был так безоговорочно уверен, как он, но делиться сомнениями не стал. Прощально кивнул и пошел прочь от подводы.
– Ну, что, Алексей Григорьевич, надоброхотствовал? – ехидно поинтересовался Иван.
Я пожал плечами. Пересказывать то, что сказала мне «турчанка», я не захотел, только поинтересовался:
– Ты не знаешь, из каких она? Уж больно лютая.
– Не знаю, но только не из простых. Да Бог с ней, пущай идет своей дорогой, авось в Сибири пропадет.
Мы стояли у крыльца трактира, молча наблюдая как трогается этап. Зазвенели цепи, заскрипели оси телег, и люди вновь тяжело пошли по дальней дороге.
Трактирщик вышел к нам и зевнул, деликатно прикрывая рот. Мы с Иваном вернулись в трактир. Настроение было вконец испорчено и пить расхотелось, Я кликнул хозяина и велел подать счет. Он тут же принес заранее приготовленную бумажку с астрономической для сельского трактира суммой.
Я потребовал объяснений, срывая зло на невинном человеке, он начал юлить, перепроверять цифры, так что, в конце концов, сумма оказалась приемлемой и близкой к реальной. Тогда мы и разочлись без взаимного недовольства.
После трактира мы с Иваном направились к кузнице, где наши спутники изнывали от скуки, ожидая, пока косорукий кузнец сумеет натянуть на деревянное колесо железный обруч. Народный умелец кое-как склепал внахлест его одной заклепкой, отчего обруч сделался меньше колеса и никак не хотел на него набиваться. Кузнец крякал, ругался, пытался невинным зрителям объяснить сложность своей работы ронял и терял инструменты, пока не переполнил и без того полную чашу моего терпения.
Я был не так пьян и неопытен, чтобы не понимать что вся его работа бесполезна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95