– Неинтересных не держим.
– Я иметь желать покупать ваш бух!
– Не просто бух, а гроссбух! – для порядка прибавил я.
– О, да – это есть гроссбух! Я давать за эта книга десять рублей ассигнацией! Это очень хороша цена, – добавил он, не увидев восторга на моем лице.
– Эта книга не продается, – ответил я, – тем более что я сам купил ее за две тысячи рублей серебром.
– Это не есть хорошо! Это неправильный цена!
– Известно, что русскому человеку хорошо, то немцу смерть! – порадовал я библиофила народной поговоркой.
– Смерть не хорошо! Двадцать рублей хорошо!
– Двадцать тысяч дашь, будем разговаривать, – ради спортивного интереса начал я торговаться.
– Нет, это не правильный цена. Правильный и последний мой цена пятьдесят рублей!
– Да мне за нее на аукционе Кристи пару лимонов баксов отвалят! Это же раритет! Библиографический уникум! А картинки какие – пальчики оближешь!
Немец ничего не понял, но запротестовал:
– Найн аукцион, давать сто рублей! Это мой самый последний цена!
Так мы и шли в сторону села. Библиотекарь к «самой последней цене» добавлял очередные пятьдесят рублей и призывно заглядывал мне в глаза. Я отвечал решительным отказом, ожидая, на какой сумме он, в конце концов, остановится. Когда предложение перевалило за тысячу, мне стало по-настоящему интересно. Это было слишком много за книгу во времена, когда антиквариат и исторические реликвии еще не вошли в моду и не приобрели настоящую стоимость. За такие деньги можно было купить античную скульптуру известного мастера.
Постепенно цена поднялась до двух тысяч. На что я, кстати, опять отрицательно покачал головой. Теперь интерес для меня стоял даже не в самой книге, которая мне была не нужна, а в непонятном упорстве покупателя. Не знаю, какую зарплату он получал за свою работу, думаю не очень большую, и почему-то собрался отдать жалование нескольких лет за «Черную магию»!
Вдруг библиотекарь остановился на месте и воскликнул, едва ли не с отчаяньем в голосе:
– Я иметь предложение, от которого вы не иметь сил отказаться! Я вам давать пять тысяч рублей аргентум (серебром) и получать книга и магарыч ваша сабль!
Теперь мне стал понятен интерес странного немца ко мне, чернокнижию и, главное, сабле.
– Ich will nicht diese der Sache verkaufen! – сказал я по-немецки. Не знаю, насколько правильно мне удалось построить фразу, но то, что я ничего продавать не буду, библиотекарь понял правильно.
– Ober, mein Gott! Ich bin umgekommen! – с отчаяньем воскликнул он и, круто повернувшись, ушел не прощаясь.
Я только пожал плечами и пошел своей дорогой. Кузница находилась с нашего края села и занимала часть мрачного кирпичного здания. Я прошел внутрь прокопченного цеха, иначе было сложно назвать просторное с высокими потолками помещение, где одновременно работали на трех горнах около двадцати человек рабочих. Тотчас ко мне подошел крупный человек с немецким лицом в кожаном фартуке и прихваченными сыромятным ремешком волосами.
– Вы по какому делу, мой господин? – спросил он на вполне понятном русском языке.
– Хочу посмотреть, как ремонтируют мою карету.
– О, бите, она скоро будет готова. Хеер барон лично распорядился. Извольте посмотреть.
Мы прошли вглубь цеха, и я полюбопытствовал, какими ударными темпами проводится ремонт. Сломанную ось делали заново из мощного дубового бруса, я удивился, каким образом могла поломаться прежняя ось. Мастер, давая мне возможность насладиться зрелищем труда и быстрых темпов, отошел распечь одного из рабочих. Я воспользовался моментом и спросил у русского подмастерья, где лежит наша прежняя ось.
– Во двор вытащили, лежит у плетня, – сказал тот, указывая рукой направление.
Тотчас подскочил мастер:
– Вас что-то интересует, мой господин?
– Хочу посмотреть нашу старую ось.
– Я сказал барину, куда мы ее оттащили, – вмешался в разговор подмастерье.
Кузнец вспыхнул, кольнул словоохотливого русского парня злым взглядом и прошипел сквозь зубы:
– Gene von hier aus, der Dummkopf weg! (Уходи отсюда, дурак!)
Эту фразу мы с подмастерьем поняли без перевода, тот мгновенно исчез, а я, поблагодарив мастера на его родном языке, пошел посмотреть, чем парень так прогневал шефа.
Лопнувшая балка была с немецкой аккуратностью утилизирована и лежала прикрытая рогожами. Я убрал их в сторону, и принялся рассматривать место слома. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло. Ось самым элементарным образом перепилили пополам, не завершив операцию ровно настолько, чтобы она развалилась, когда рыдван пару раз хорошо тряхнет на колдобинах дороги. Налицо была чистая диверсия. Кому-то было нужно, чтобы мы застряли в этой местности.
– Что вы хотите наблюдать? – подойдя, спросил меня мастер.
– Элементарный интерес, – ответил я будничным голосом. – Накажу кучера, за то, что он плохо проверил карету.
– О, да! – оживился немец. – Русский мужик нужно много пороть!
– Яволь, мой фюрер! – ответил я, вставая с корточек.
– Dass solches? (Что такое?) – удивленно спросил мастер.
Я не ответил, приветливо ему улыбнулся и, пожелав всего наилучшего, покинул кузницу. Вообще-то улыбаться мне было не с чего. Теперь, когда связались многие факты, делалось ясно, что мы попали в очень неприятную историю. Нужно было что-то срочно предпринять, иначе нас здесь элементарно свинтят и не оставят никаких следов.
Выйдя за огороженную плетнем территорию кузницы, я спрятался за углом здания и попытался сообразить, что мне нужно сделать в первую очередь. Однако ничего придумать не успел. На дороге со стороны поместья показалось знакомое ландо. Его сопровождали два всадника. Пришлось юркнуть за угол здания, чтобы не попасться на глаза Карлу Францевичу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95