Вот так. Что
вы на это скажете?
Никакого толкового ответа Уиндем-Мэтсон подыскать не мог, зато он
мгновенно взял себе на заметку - то Фринк и Маккарти. Они грозились что-то
сделать. Но он никак не мог сообразить, что же это они затеяли. Из слов
Келвина ему не удавалось схватить смысл произошедшего.
Какой-то суеверный страх охватил его. Как это им удалось выудить
подделку, сработанную еще в феврале? Он предполагал, что они обратятся в
полицию, или в газеты, или даже к правительству "пиноков" в Сакраменто, и,
разумеется, там было кому его защитить. Но что сказать Келвину? Он что-то
невнятно мямлил, как ему казалось, бесконечно долго, пока в конце концов
не удалось закруглить разговор и положить трубку.
Только тогда он, к немалому своему удивлению, обнаружил, что Рита
вышла из спальни и слышала весь разговор. Она раздраженно ходила по
комнате из угла в угол в одной только черной шелковой комбинации, ее
светлые волосы свободно падали на обнаженные, слегка веснушчатые плечи.
- Заявите на них в полицию, - сказала она.
- Ну, - подумал он, - наверное, было бы дешевле предложить им две
тысячи и даже чуть больше. Они бы не отказались; это, наверное, все, чего
они добиваются. Мелкая сошка, подобная им, и мыслит мелко. Такие мысли
кажутся им состоянием. Они вложили бы их в свой новый бизнес, потеряли бы
их и в течение месяца были бы разорены.
- Нет, - сказал он.
- Почему нет? Шантаж является преступлением.
Ей трудно было объяснить, почему нет. Он привык покупать людей. Это
стало частью накладных расходов, подобно оплате коммунальных услуг. Если
сумма была не очень велика... Но в ее словах был определенный смысл. Он
призадумался над ними.
"Я дам им две тысячи, но и свяжусь с тем парнем из Центрального
гражданского управления, которого знаю, с этим инспектором полиции. Велю
повнимательнее присмотреться к ним обоим, к Фринку и Маккарти, и
поглядеть, не выявится ли что-нибудь полезное. Если они вернутся и
попытаются еще раз - я тогда сумею с ними справиться".
"К примеру, кто-то говорил мне, что Фринк - кайк. Что он изменил свой
нос и фамилию. Мне остается только поставить в известность об этом
здешнего немецкого консула. А дальше все пойдет уже по накатанной дорожке.
Он потребует от японских властей его выдворения. И они пошлют этого
педераста в газовую камеру, как только переправят через демаркационную
линию. Я думаю, у них есть такие лагеря в Нью-Йорке, те самые лагеря с
печами".
- Меня удивляет, - сказала девушка, - что кто-то осмеливается
шантажировать человека, занимающего такое высокое положение в обществе,
как вы.
- Ну вот что я тебе на это скажу, - начал он. - Весь этот бизнес,
связанный с предметами исторической ценности - сплошной вздор. Эти япошки
просто дубины. Я докажу это. - Поднявшись рывком, он быстро прошел в
кабинет и сразу же возвратился с двумя зажигалками, которые тут же положил
на столик для кофе.
- Посмотри на них внимательно. С виду они одинаковые, верно? Так вот,
слушай. Одна из них имеет историческую ценность, - он ухмыльнулся. -
Возьми их. Смелее. Одна из них стоит, ну, пожалуй, тысяч сорок-пятьдесят
среди коллекционеров.
Девушка осторожно взяла обе зажигалки и стала их рассматривать.
- Неужели ты не чувствуешь? - шутливым тоном произнес он. -
Историчности в одной из них?
- А что такое историчность? - спросила девушка.
- Это когда вещь имеет свою историю. Послушай. Одна из этих двух
зажигалок-автоматов лежала в кармане Франклина Делано Рузвельта, когда он
был убит. А другая не лежала. Она имеет историческую ценность, и притом
еще какую! Такую же, как и любой другой предмет, который был у него тогда.
А другая - ничего подобного. Ну, ты и сейчас ничего не ощущаешь? -
продолжал подзадоривать ее Уиндем-Мэтсон. - Нет. Ты не в состоянии
определить, какая из них ею обладает. Вокруг нее нет ни особой ауры, ни
"таинственной плазмы".
- Да ну! - воскликнула в ужасе девушка. Неужто это правда? Что в тот
день при нем была одна из них?
- Точно. И я знаю, какая. Теперь ты понимаешь, к чему я клоню. Все
это большое надувательство. Они сами себя дурачат. Я имею в виду то, что
пистолет, прошедший через знаменитую битву, ну, например, Шайлоу, остается
все тем же заурядным пистолетом, но только до тех пор, пока ты об этом не
узнаешь. Вот она где, эта историчность, - он постучал себя по лбу. - В
уме, а не в пистолете. Я был когда-то коллекционером. Фактически,
благодаря этому я и занялся этим бизнесом. Я собирал почтовые марки.
Бывших британских колоний.
Девушка стояла у окна, сложив руки на груди и глядя на огни
центральной части Сан-Франциско.
- Мои мать и отец не раз повторяли, что мы бы не проиграли войну,
если б он остался жив, - сказала она.
- Так вот, - продолжал Уиндем-Мэтсон, - предположим теперь, что, ну
скажем, в прошлом году канадское правительство - или кто-то другой - нашли
матрицы, с которых печатались старые марки. И типографскую краску. И
достаточное количество...
- Я не верю, что одна из этих зажигалок принадлежала Франклину
Рузвельту, - произнесла девушка.
Уиндем-Мэтсон рассмеялся.
- Вот об этом-то я и толкую! Мне нужно доказать это тебе, подкрепив
как-то документально. Свидетельством подлинности. И именно потому все это
вздор, массовое заблуждение. Получается, что бумага подтверждает ценность
предмета, а не предмет сам по себе.
- Покажите мне такой документ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100