- Дело весьма деликатного свойства. В отношении этого пожилого
господина. Оно несколько затрудняет положение. Ему почти восемьдесят лет.
Некоторые из его начинаний, к концу его карьеры, не увенчались успехом.
Понимаете?
- Он не обеспечен материально, - произнес Тагоми. - Вероятно,
получает пенсию.
- Вот именно. И эта пенсия до неприличия мала. Поэтому он старается
подработать то здесь, то там.
- Что является нарушением некоторых мелочных инструкций, - сказал
Тагоми, - столь характерных для правительства метрополии и его
бюрократического чиновничества. Я понимаю положение этого господина. Он
получает от нас вознаграждение за консультации и не сообщает об этом в
свой пенсионный отдел. Поэтому мы должны оставить в тайне его визит. Им
известно только о том, что он уехал сюда отдыхать.
- Вы - человек, искушенный в житейских вопросах, - заметил Бейнс.
- Такое положение не раз возникало и раньше, - пояснил Тагоми. - Мы в
нашем обществе так и не решили проблему обеспечения престарелых,
количество которых неуклонно растет по мере успехов здравоохранения. Китай
преподает нам уроки, как почитать старость. А вот немцы наше
пренебрежительное отношение к старости, похоже, расценивают как подлинную
добродетель. Насколько я понимаю, они уничтожают престарелых.
- Немцы... - пробормотал Бейнс, снова потирая пальцами лоб. Когда же
начнет действовать таблетка? Он почувствовал, что его клонит ко сну.
- Поскольку вы из Скандинавии, то у вас, безусловно, множество
контактов с процветающей Европой. Сели в лайнер, например, и вы в
Темпельхофе. Неужели можно мириться с таким отношением? Вы из нейтральной
страны. Скажите мне свое мнение, если можете.
- Мне не ясно, что вы подразумеваете?
- Отношение к престарелым, больным, немощным, слабоумным,
бесполезным... "Какая польза от новорожденного ребенка?" - спросил один
известный англо-саксонский мыслитель. Я хорошо запомнил эти слова и много
раз над ними задумывался. Да ведь в самом деле нет никакой пользы!
Абсолютно никакой.
Бейнс что-то тихо и невнятно пробормотал, чтобы уклониться от ответа
и соблюсти при этом правила вежливости.
- А разве не верно то, - не унимался Тагоми, - что человек не должен
служить орудием для достижения чьих-то целей. - Он весь подался вперед в
своем страстном желании получить ответ безотлагательно. - Пожалуйста,
изложите мне свои, характерные для нейтрального скандинава, соображения.
- Не знаю, - промямлил Бейнс.
- Во время войны - продолжал Тагоми, - у меня была незначительная
должность в провинции Китай. В Шанхае. Там существовал целый район,
Хонкъю, поселения евреев, длительное время интернированных имперским
правительством. Они выжили благодаря вспомоществованиям со стороны
организации "Джойнт". Фашистский посланник в Китае настаивал на том, чтобы
истребить евреев. Я хорошо помню ответ своего начальства. "Такое не
согласуется с соображениями гуманности". Оно отвергло это требование как
варварское. Это произвело на меня глубокое впечатление.
- Понимаю, - пробормотал Бейнс. Похоже, Тагоми пытается вызвать меня
на откровенность. Теперь он был начеку. Ум и все его чувства обострились.
- Евреи всегда характеризовались фашистами как азиаты и небелые. То,
что под этим подразумевалось, никогда не упускалось из виду влиятельными
особами в Японии, даже из состава Военного кабинета. Я никогда прежде не
обсуждал этот вопрос с гражданами Рейха, с которыми мне доводилось
встречаться...
- Я - не немец, - перебил его Бейнс. - Поэтому едва ли могу говорить
от имени Германии. - Поднявшись, он направился к двери. - Мы возобновим
наши переговоры завтра. Пожалуйста, извините меня. Я не в состоянии сейчас
думать. - На самом деле, мышление его сейчас полностью прояснилось.
Мне необходимо немедленно выбраться отсюда, - понял Бейнс. - Этот
человек оказывает слишком уж сильный нажим на меня.
- Простите тупость фанатизма, - произнес Тагоми, тотчас же
направившись к двери. - Философские проблемы настолько ослепили меня, что
я не смог понять подлинные человеческие чувства. Сюда. - Он окликнул
кого-то по-японски, и отворилась входная дверь. Появился молодой японец,
чуть поклонился, глядя на Бейнса.
Мой водитель, - сообразил Бейнс.
Возможно, это все мои донкихотские высказывания в конце полета, -
вдруг пришло ему в голову. В разговоре с этим - как его там? Лотце.
Каким-то образом уже дошло сюда, к японцам.
Жаль, что я разболтал все Лотцу, - подумал он. - Теперь приходится в
этом раскаиваться, но уже слишком поздно.
Я совсем неподходящи человек для этих целей.
Но, с другой стороны, такие высказывания в разговоре с Лотце вполне
допустимы для шведа. Все нормально. Страшного ничего не произошло. Я стал
чрезмерно мнителен, оглядываясь на прошлое. А на самом-то деле я мог бы
много добиться, говоря в открытую. Это факт, к которому мне нужно
приспособиться.
Однако вся его прежняя подготовка восстала против этого. - Отверзни
свои уста, - увещевал он самого себя. Хоть как-то... Обязан, иначе не
добьешься успеха.
- Наверное, они руководствуются какими-то устойчивыми
подсознательными соображениями. Каким-то архетипом сознания. По Юнгу, -
сказал Бейнс.
Тагоми кивнул.
- Понимаю. Я читал Юнга.
Она пожали друг другу руки.
- Я позвоню вам завтра утром, - сказал Бейнс. - Спокойной ночи, сэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100