Вот тебе и бездумная работа! Вот что значит подлинное мастерство. Начинает стучать машинка, но девушка не беспокоится, на строчке написано: «тест завершен, циклов 00001, перебоев 00000, ошибок 00000...»
И всегда, наблюдая за этой работой, Демид мысленно будто примерял ее к себе. Сможет ли он так работать? Сейчас это стало делом его чести. Делом чести? Где-то он недавно слышал нечто подобное. Кажется, Колобок произнес, рассказывая о своей «фрейлине»: «Это дело моей чести...» Честь чести рознь. У него, Демида, представления о ней такие: хочет выпускать свои тэзы точно в срок и в границах допусков. Собственно говоря, больше от него никто ничего не требует. Он знает, что генератор тактовых импульсов должен давать их четыре миллиона в секунду плюс-минус одна тысяча. А у него генератор будет давать четыре миллиона тактов плюс- минус пятьсот, а то и четыреста. Чем ближе эта цифра к четырем миллионам, тем лучше будет работать машина. Вот в этом-то состоит рабочая честь. Не должно быть случая, чтобы контролер вернул его работу на до
водку. Пусть квалификация у него пока еще не очень высокая, но то, что он делает, будет сделано безупречно.
Однажды подошел к его столику Альберт Лоботряс, посмотрел, как работает Демид, и сказал:
— Что ты с этим тэзом голову себе морочишь? Ведь все точно.
— Нет, не все.
Частотомер показывал четыре миллиона шестьсот тактов в секунду.
Снял конденсатор, подобрал другой, чуть побольше, теперь прибор показывал четыре миллиона двести пятьдесят импульсов в секунду.
— Вот сейчас все.
— Ты подумал о том, что за это время мог бы отрегулировать не один, а два тэза?
— Подумал. Но я хочу, чтобы мою работу мне не возвращали на доводку.
— А о том, что работая вот так, ты меньше заработаешь?
— Тоже думал. Значит, нужно научиться работать так, чтобы и точно все было и заработки шли нормальные. План я, между прочим, выполняю.
— Зачем тебе это?
— Я уже говорил: — не хочу, чтобы мой тэз возвращался на доводку. У нас цех коммунистического труда, и мне стыдно переделывать свою работу.
— Вон ты какой, — внимательно посмотрел на Демида товарищ, и в этом взгляде было все: и удивление, и насмешка, и уважение.
Альберт отошел. Демид снова принялся регулировать генератор.
Этот разговор слышал Валера Пальчик и тоже не сказал ни слова.
В тот день Демид вышел с завода не поздно, где-то часу в пятом. Скоро вступительные экзамены в университет. «В каждой науке есть столько науки, сколько в ней есть математики», — кажется, это сказал Кант.
Перекусил в кафе: сосиски с картофелем и чай, — пришел домой, взглянул на свою комнату. Конечно, понемногу она обживается, над тахтой висит репродукция — белые яхты в море, напротив портрет отца, да и на кухне появились стол и табуретки. И все равно каждому, кто сюда войдет, ясно, что живет здесь неприкаянный холостяк.
Сел в кресло, взял учебник по тригонометрии и толь
ко начал читать, как в дверь позвонили. На пороге стояла незнакомая женщина: лицо, наверное, когда-то было красивым, а сейчас увяло, поблекло, словно выцвело. Взгляд встревоженный — и неудобно ей, видно, беспокоить Демида, и не может иначе.
— Простите, пожалуйста, — сказала женщина, запинаясь, — вы товарищ Хорол?
— Да. Проходите, прошу вас.
— Извините, ради бога, но у нас воду прорвало...
— Вы из нашего дома?
— Нет, не из вашего, неподалеку отсюда, мы только что переехали...
Голос такой испуганный, будто она боится всего на свете. А чего бояться?
— Простите... Я понимаю, что отрываю вас, но мы заплатим...
— Не говорите глупостей! — вдруг резко сказал Демид и оттого смутился, покраснел. — Подождите, я сейчас переоденусь.
Они спустились на лифте, вошли в новый дом, возвышавшийся в самом конце проспекта Космонавта Комарова. О, какая приятная неожиданность: лифты в новом доме уже работают. Прекрасно, скоро строители будут сдавать дома в полной готовности. Как же они сантехнику-то прозевали?
— На девятый этаж, пожалуйста, — пояснила женщина. — Я бы вас не беспокоила, но наш управдом уехала в райсовет, а слесарь занят...
— Не беда, — сказал Демид, выходя из лифта, и чуть было не упал, споткнувшись о железный порожек: прямо перед ним стояла Лариса.
— Ты? — удивленно воскликнула девушка. — Мама, как тебе...
— А что делать? Пусть лучше заливает?
— Хорошо. Проходи, Демид, — сказала Лариса и, закрыв дверь, ведущую в комнаты, прислонилась к ней спиной. — Здравствуй.
Юноша окинул ее внимательным взглядом: подросла, но такая же тоненькая, кажется, дунь ветерок посильнее — и переломится. Правда, появилась в фигурке девушки округлость, женственность, и это обстоятельство, видимо, смущало ее. Да, время бежит, вот уже и Лариса переходит в девятый класс.
— Что тут у вас случилось? — подчеркнуто по-деловому спросил Демид.
— Труба течет. Тазик подставляем, чтобы к соседям не протекло, а она набегает и набегает... Всю ночь с Ларисой не спали. Слесаря вызывали, да разве его дозовешься... Помогите, пожалуйста...
— Сейчас сделаем. — Взял свои инструменты, быстро перекрыл воду (системы эти во всех домах стандартные), потом осторожно развинтил трубу, уплотнил соединения, снова свинтил...
— Готово.
— Спасибо вам. — Женщина протянула пятерку. Видно, подорожала его работа, раньше трояк совали.
— Не надо. Я не возьму.
Он повернулся к выходу, но в этот момент дверь, ведущая в комнаты, распахнулась настежь, и здоровый, значительно выше Демида, мужчина, с плечами как у грузчика, вырос на пороге. Вытаращенные мутные глаза с кровавыми прожилками, не мигая, уставились на Демида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110