Не дураками в свою очередь были и унтер-офице-
ры, придумывавшие свои уловки. Одним словом, вся
служба была сплошным обманом начальников согласно
субординации и существовала лишь на бумаге в пухлых
отчетах- и рапортах.
Рузаев открыто при подчиненных ругал поселения,
говорил, что Аракчеев затеял эту бессмыслицу, чтобы
выслужиться.
- Невозможно быть одновременно офицером и агро-
номом! - сказал он однажды громко после общего
угрюмого обеда, когда ему поднесли какой-то очередной
пакет от начальства. - Я отвечаю перед Богом и царем
за отечество, а не за посевы.
Злые языки рассказывали, что Рузаев был со все-
сильным графом когда-то в одном корпусе, даже дружил
с ним, но потом, посчитав его выскочкой и блюдоли-
зом, презрительно порвал их дружескую связь. Теперь

56
59 60 61 62
же он оказался у Аракчеева в подчинении. Говорили,
что Рузаев подал графу рапорт об отставке, но тот
разорвал его, обнял генерала и попросил служить, ска-
зав, что ему нужно дело, а не амбиции. Как бы то ни
было, Рузаев остался в полку, но теперь мстил своим
откровенным бездельем. Если раньше каждый день он
как заведенный носился с утра до ночи по расположе-
нию полка, заглядывая и на ученья, и в лазарет, и в
солдатский котел, представляя собой живое и грозное
напоминание о службе и долге, то теперь его почти не
было видно. Всегда крепкий, источающий бодрость и
здоровье, с румянцем на лице, Рузаев осунулся, ссуту-
лился, обрюзг. Старик перестал обливаться холодной
водой, хотя все знали, какую это доставляло ему рань-
ше радость. Он ездил уже не верхом, а в коляске, глаза
его выцвели и смотрели на все равнодушно. Казалось,
генерал махнул на полк рукой, предоставив все дела
канцелярии. У него под носом процветало воровство,
которое все прекрасно видели, и раньше Рузаев не
допустил бы этого, вывел бы воров на чистую воду, но
теперь он или ничего не замечал, или делал вид, что
ничего не замечает.
На содержание поселённых крестьян, особенно в
первое время, отпускались огромные средства, но день-
ги эти по пути к своему назначению частенько прили-
пали к чьим-то рукам. В нашем полку многие поселяне-
хозяева при водворении своем не получали для первона-
чального заведения положенных им лошадей, коров и
многого другого из хозяйственных надобностей, тогда
как деньги были потрачены, и коровы числились по
приказу уже за поселянами. Приходилось изобретать
мор, внезапно поразивший скот, а то и списывать всё на
пожар, и таким образом корова обходилась казне в два,
а то и- три раза дороже. Исчезал в большом количестве
и казенный провиант. От приказа до рта долгий путь.
Сперва этот провиант доставлялся в батальон, оттуда в
...
57 . 58
Воа-дййствяе мятр>оом . наяс-омуА
.о")
CtwO M 7
!>здейстеи интересом к неясному>
роты, потом раздавался по капральствам и, переходя из
рук в руки, редко доходил до крестьян. Да и уличить в
воровстве было почти невозможно. Те, кого обворовыва-
ли, подчас не знали вовсе, в чем именно они обделены.
Когда же требовался отчет в том, куда ушли средства,
все бумаги были всегда в полном порядке. Иногда во-
ровство принимало совсем узаконенные формы. Напри-
мер, так было с деньгами, что зарабатывали солдаты на
общественных работах. На руки их не выдавали, но
говорили, что они тратятся на улучшенную пищу, так
что работали солдаты за один хлеб насущный, что вро-
де бы считалось очень выгодно казне. Оставалось толь-
ко желать, чтобы даровая работа была еще и самая
лучшая.
Иногда только Рузаев взрывался и изливал кипев-
шую в нем желчь на того, кто подворачивался под руку.
Так, в видах предупреждения пожаров, приказано было
иметь в каждой избе фонарь со свечой, и никто не
смел выходить ночью во двор без фонаря. Крестьяне
же, привыкшие к лучинке, видели в том прихоть на-
чальства и делали все по-своему. От неосторожного
обращения с лучиной в первой поселенной роте слу-
чился пожар, и сгорело несколько сенных сараев. Испу-
ганную, зареванную бабу, виновницу случившегося,
Рузаев самолично приказал сечь нещадно, хотя в чем
было винить эту темную женщину?
Весной начались полевые работы.
Видя, что и скот, и зерно, и сельскохозяйственные
орудия принадлежат скорее табели обязательного иму-
щества, чем им самим, поселяне проявляли к работе
охоты не более, чем к маршировке, к тому же первые
три года казна обязывалась содержать поселенные вой-
ска. Картина же поселян, вышедших в поле, представ-
ляла собой удручающее зрелище. Всем своим видом они
как бы говорили, если б могли выражаться на великом
языке древних, - Nihil habeo, nihil curo (Ничего не
имею - ни о чём не забочусь [лат.]).
Я спал по несколько часов в сутки, С раннего утра
до позднего вечера я метался по расположению нашей
роты, за всем следил, всюду, где это было возможно,
наводил порядок, делал всё, что было в моих силах.
Меня бесило, что всё разваливалось на глазах и из-за
нерадивости поселян, и из-за наплевательства офицеров.
Без личного участия, без крика, угроз, дело не шло. От
бесконечной ругани я осип, мне некогда было толком
поесть, отдохнуть, переодеться. Другие же офицеры,
собравшись где-нибудь в укромном месте, или играли в
карты, или тихо пили. Их вполне устраивала обещанная
Аракчеевым прибавка к жалованью, а что будет с солда-
тами и их семействами, этих господ волновало мало.
Особенно возмущало меня поведение Богомолова.
Помню, как весной, когда шли самые горячие поле-
вые работы, пришел нелепый приказ об учебе на форти-
фикациях, и мы сидели с ним на пригорке под березами,
глядя, как солдаты роют шанцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141