Он повалился на землю,— куда девалась спесь, стал просить-уговаривать:
— Братцы!
— Ждал, что Гитлер князьком тебя посадит в Твери? Губернатором наречет!
Его расстреляли тут же, на коленях, барахтающегося в снегу. Другого власовца отправили в штаб. Из того еще можно было выудить полезные сведения о противнике.
Все это произошло неподалеку от станции Передольская в холодный февральский день.
Мы продолжаем бои с окружившим нас противником.
Через три дня пришедшие к нам на помощь войска прорвали линию окружения и соединились с нами. Немцы с трудом выискивали лазейки, чтоб унести ноги.
Ну и много же тут полегло гитлеровцев... Нам приказали собрать фашистские трупы на всем протяжении пути до Луги и складывать по обе стороны дороги.
Скоро вдоль зимней дороги громоздились десятки тысяч смерзшихся, одеревенелых трупов солдат противника. С востока едут и едут свежие силы нам на помощь. Пусть видят убитых фашистов, чем больше — тем лучше.
Мои солдаты набрели на длинный холм, укрытый слоем гари. Что это? Сахнов схватился за голову.
— Что случилось?
— Хлеб сожгли, хлеб!..
Это, видно, было деревянное строение, зернохранилище на несколько тысяч тонн. Отступая, немцы подожгли его. Мы копнули штыками и поняли, что сгоревшие доски и балки только сверху тронули зерно, эдак на полметра, а чуть глубже оно хорошее. Видно, холод пригасил пожар. Я тут же позвонил в штаб полка и доложил, что нами обнаружены большие запасы зерна.
— Сейчас вышлем к вам обозников,— ответили мне.— Проверьте, не заминировано ли?
Нет, поджигатели не успели заминировать зернохранилище. Да если и успели бы, наши саперы тут же обезвредили бы мины.
Я наполнил карманы жареным зерном. Пожую по дороге. Давно не ел, забыл даже вкус его.
Мы освободили Лугу. Это был довольно большой город. Но почему «был»? А потому, что сейчас его нет. Есть только груды дымящихся развалин да остовы зданий без крыш. По улицам проходят партизанские отряды. Они сделали свое дело, теперь присоединяются к нам. Среди партизан женщины и дети.
Нас никто не встречает, тут нет гражданского населения. Кого фашисты уничтожили, а кто скрылся в лесах. Скоро небось вернутся. Говорят, что многих лужан враг угнал к Нарве.
Показалась река Нарва, затянутая льдом.
Уже полтора месяца мы в непрерывных боях. Приткнуться бы где-нибудь да выспаться хорошенько!.. То мо
розно, то оттепель — сырая, противная. И туманы давят душу.
Сегодня двенадцатое февраля. Уже месяц и пятнадцать дней, как мне исполнилось двадцать. Бессонны мои записи.
МОЙ КОНЬ-МОЙ БРАТ
Восседая на своем коне, еду выбирать новый рубеж для роты. Навстречу мне белый всадник с маленькими усиками, орлиным носом. Поравнялись, оба спешились.
— Привет, брат армянин!..
Это начальник инженерной службы дивизии майор Арто Хачикян. Он ереванский. Высокий, плечистый, внушительный мужчина.
У меня к седлу прилажен хурджин с припасом. Я вынул из него водку. Но Хачикян пить отказался.
— Давно ты из Армении? — спросил он.
— С лета сорок первого.
— Я тоже!..— Он показал рукой в сторону Нарвы.— Необходимо форсировать реку, пока лед держит. Мы вчера с разведчиками побывали на том берегу.
Арто вдруг предложил мне поменяться конями.
— Он у меня бешеный какой-то,— сказал Арто,— не могу с ним сладить. Ну и к тому же привычки, видно, нет.
Я с радостью помог бы ему, но расстаться с конем, к которому я успел уже привязаться... Арто почувствовал, что я колеблюсь, и не стал настаивать.
Мы разъехались, договорившись встретиться.
Арто Хачикян заронил мне в душу тоску по Армении, частицу тепла в этой вечной стуже. Ведь даже Баграта Хачунца я уже давно не видал.
Интересно, поет ли Арто «Крунк»? Стало грустно, вот-вот всплакну. Сердце захолонуло. И кто его согреет? Шуры рядом нет, дыхание родины испарилось... И когда только кончится эта война? Тут я поймал себя на том, что совсем позабыл о Маро. Я поцеловал торчащие уши коня. Как хорошо, что я не обменял его.
Сегодня опять навалило снегу. Странно, но сегодня праздник. Праздник на фронте: немцы бежали за Нарву, засели на левом берегу.
Мы с Сахновым еле пробираемся по глубокому снегу. Конь мой бредет медленно, с трудом.
Направляемся знакомиться с новыми позициями.
Подошли к берегу Нарвы. Чуть левее — Чудское озеро, а справа, на том берегу,— город Нарва.
Опять встретил Арто Хачикяна на давешнем его белом коне. С ним еще седок, неподвижно вдавленный в седло.
— Что, Арто, конь все еще мучает тебя?
— Нет! — весело крикнул он.— Привык я уже.
— Что нового?
— Ищем удобное место для переправы через реку.
— Ну и как, нашли?
— Найдем. А это мой товарищ. Он — эстонец, военный инженер из восьмого эстонского корпуса. Помогает мне. Знакомьтесь... Мы измерили толщину льда. Хорош. И танки пройдут.
Эстонец—капитан, сапер, худощавый, блондинистый. Знакомимся. Он показывает на правый берег Нарвы:
— Там моя родина.
Угощает меня трофейными немецкими сигаретами. Арто сует мне в карман бутылку водки: это его недельный паек. Я отпиваю прямо из горлышка и передаю бутылку эстонцу. Он делает всего несколько глотков.
— Больше не могу...
Я допиваю все до дна и бросаю пустую бутылку в снег.
— Ваша земля мне очень дорога,— говорю я эстонцу,
— Понимаю вас,— кивает он головой.
— Нет, не совсем понимаете. Я не из вежливости говорю это. Нас сроднил с вашим народом великий армянский просветитель писатель Хачатур Абовян. Он учился в Тарту, в университете.
— А! — радостно улыбается эстонец.— Я как раз родом из-под Тарту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88