— Неужели шоколад вареный такой невкусный? Почему же его так хвалят в старых книгах?
— Зато очень питательно, — авторитетным тоном заявил я. — Разные вкусы. Пейте! Кто не будет пить, тому напитка не.дам.
Ребята, повинуясь мне, выпили по чашке отвратительной, пригорелой жидкости. Когда они кончили пить, я облегченно вздохнул.
— Ну и дрянь же! — искренне сказал Алексей Федорович Трешников.
— Зато сейчас на четвертое пейте сколько хотите напиток богов! — сказал я и принес выставленную на мороз огромную кастрюлю с грушевым напитком. Очевидно, мое варево на всех плохо подействовало, и грушевый напиток пили уже без подъема. Но самое ужасное было потом. Это варево расстроило всем желудки. Не страдал от этого только я, потому что сам не. пил этого «шоколада». Своим обедом я вывел из строя всех своих товарищей чуть не на двое суток. Им даже пришлось принимать лекарство. Они проклинали меня как могли.
— Да, угостил обедиком, чтоб тебя! — ругались они. Торжествовал аэролог Вася:
— Нечего сказать, кулинар!
Моя кулинарная звезда закатилась, не. успев подняться.
В хлопотах и работе не заметили, как подошли майские праздники. Только дня за два до Первого мая, когда мы начали получать приветственные телеграммы,
вспомнили о празднике. Здесь он необычен. Даже не верилось, что был май. Мы привыкли, что в мае уже нет снега. Стоят теплые, солнечные дни, цветут первые цветы — подснежники, и крошечные зеленые листочки выбиваются из почек. Нас май встретил белизной снегов, тридцатиградусным морозом, колючей поземкой и ветром. Мы так его и назвали: заснеженный май. Но, несмотря на погоду, настроение у всех было приподнятое. Накануне к нам прилетел самолет и привез подарки и письма от родных. Мы решили устроить в центре Арктики первомайский парад. Соорудили из снежных кирпичей трибуну, повесили плакат и установили громкоговоритель. Когда московские куранты пробили ровно десять, пошли к своей трибуне и мы. Нас было немного — всего девять человек. Но мы чувствовали себя частью гигантского коллектива советских людей нашей великой
Родины.У каждого в руках был маленький красный флажок. Всех охватило какое-то особое, гордое чувство, что на нашу долю выпало счастье этот прекрасный праздник трудового народа встречать в Арктике, где не ступала раньше нога человека.
Мы своей колонной прошли вокруг лагеря, обошли палатки и вышли к трибуне. Первым шел со знаменем Алексей Федорович Трешников. Никто из нас, да и он сам тогда не думал, что спустя десять лет он уже прославленным героем откроет такой же парад на самом южном континенте земли, в далекой Антарктиде. Алексей Федорович поднялся на трибуну, поднял наше знамя и произнес краткую речь. В честь Мая мы дали салют из винтовок, а потом запели гимн:
«Славься, отечество наше свободное, Дружбы народов надежный оплот!»
Ветер подхватил слова гимна и понес их вместе с поземкой дальше, в ледяную пустыню. Теперь в ее шуршании слышалась уже не беспредельная тоска бесконечного одиночества, а могучий гимн народа, строящего новое общество.
После парада мы вернулись в свою палатку на праздничный обед. К нему готовились все, и каждый сделал свое лучшее блюдо. Из спирта и сгущенного кофе летчики сварили великолепный кофейный ликер.
Мы уселись в кружок на шкуры и начали свой «пир». Потом мы пели песни. Пели с чувством, тихо и проникновенно. Пели и о Волге и Стеньке Разине, пели и о диком Иртыше и грозном Байкале. Пели песни войны и песни победы. У всех на душе было тепло и радостно. Наш летчик, седой асс, встал и тихо предложил тост:
— За тех, кто там, в городах, сегодня, сейчас вспоминает и нас!
Этот теплый тост вызвал особое оживление. Каждый представил, как сейчас там празднуют, думают и тоскуют о нас родные и близкие. Достали из карманов фотографии и стали показывать друг другу. В палатку словно вошли маленькие ребятишки со сверкающими глазами, девчушки с косичками и белыми и розовыми бантами, мальчики с причесанными вихрами, с отложными белыми воротничками. В палатке стало словно еще теплее,— от воспоминаний о детях. Беседа потекла, как ручей, разошедшийся на много ручейков.
Мы говорили о том, сколько лишений вынес человек, чтобы пробраться в эту ледяную пустыню, сколько' смелых людей отдало свои жизни. Многие их имена украсили карты, но еще больше осталось безвестных героев. Только Великий Октябрь вдохнул настоящую жизнь в этот край. Прогнали из Арктики цингу и голод. Холодный чукотский чум заменил теплый дом, а тюлений огарок, мерцающий во тьме полярной ночи, сменила светлая электрическая лампочка; и связали воедино все необъятные просторы железные птицы — самолеты.
Праздник промчался быстро. Снова нас захватили полные трудового напряжения дни. О заснеженном мае остались только воспоминания.
Работа наша подходила к концу. Каждому, кто попадает в неизведанные края, бывает дорога каждая минута. Хочется сделать как можно больше. Кажется, что пройдет время, и ты не успеешь познакомиться со всем тем интересным, что есть вокруг.
Спали мы теперь мало, всего три — четыре часа в сутки. Наверное, когда первые люди попадут на Луну, им совсем не придется спать, потому что там будет столько интересного, что не только минуты, — секунды будут на учете.
Нам на помощь прилетел еще один самолет. Вся команда состояла из молодых летчиков. К ним был при-
креплен опытный старый штурман, не раз бывавший в Арктике и знавший ее хорошо. Это был плотный мужчина с открытым веселым лицом и большими карими глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68