А такая мысль может разозлить лавочника. Вдруг он перестанет давать им в долг, тогда — хоть зубы клади на полку. Сейчас еще дает, ко, отвешивая товар, все дольше пялит глаза на Аннеса, о чем-то раздумывая.
Аннес знал, что у лавочника есть тетрадь, в которую тот записывает, что их семья берет у него в долг. Покупают они немного — хлеб, соль, селедку, керосин, иногда полфунта жира, муки для подливки и больше ничего. Булки, масла и колбасы — ни грамма. Даже маргарина не берут. Летом покупают, а зимой — нет. И такой тяжелой зимы, как нынешняя, давно не бывало. Хорошо, что хоть картошка есть, купили осенью несколько мешков — пять или больше четвериков. Мама говорит: это просто счастье, иначе что бы они делали. В лавке картошка не продается, а на рынке никто не дает в долг.
Аннес знает, что они всегда зимой покупают в долг и расплачиваются летом, когда отец зарабатывает больше. Так рано, как в эту зиму, они никогда еще не начинали забирать «на тетрадку». Аннес все это знает, но не беспокоится. Он привык, ему кажется, что в таком житье нет ничего необычного. Собственно говоря, он об этом и не думает. Кроме того, он убежден, что из тех, кто ест хлеб с салакой и сдабривает вареную картошку рассолом, получаются самые сильные люди. Его отец сильный, очень сильный. А когда он мог зимой наедаться мясом до отвала? Рихи — самый крепкий мальчишка во всей округе; теперь он уже и не мальчишка, а рабочий человек, сейчас, правда, безработный, но все же рабочий. А что он ест? Такую же пищу. Аннес тоже хотел бы стать сильным, но ему, к сожалению, салака и картошка не помогают. Он вовсе не хлипкий, сноровки и упорства не занимать, кулаки пустить в ход умеет, только вот ростом не вышел. В классе только двое ребят ниже его. С мальчишками такого же роста или чуть повыше он справляется, но долговязые оболтусы быстро сбивают его с ног. Аннес никому не поддался бы, но что поделаешь, если в свои двенадцать лет ты все еще коротышка.
Сегодня повезло. Лавочник не курил на углу. Аннес быстро свернул направо и пустился почти бегом. Бидон он держал перед собой: если даже лавочник появится на углу, он не увидит, что у Аннеса в руке болтается посудина. В одну минуту Аннес миновал другую продуктовую лавку и замедлил шаг. Пусть теперь лавочник из их дома смотрит ему вслед, пусть даже увидит бидон — он все равно ничего не подумает плохого, не заподозрит, что Аннеса послали в другую лавку. У него не будет причин ворчать: вот, мол, когда деньги есть, покупают в другом месте, а когда прикрутит — ко мне идут. На углу Малой Американской Аннес оглянулся и вздохнул: приземистой фигуры лавочника и сейчас не было видно.
Дальше шла наиболее легкая часть пути, примерно с полкилометра. Никто, будь он даже сыщик вроде Шерлока Холмса, не мог бы сказать, куда направляется Аннес. Возможно, Шерлок Холмс все же догадался бы, но такого шпика никогда на свете не бывало! Книги— это вообще один обман, так же как и газеты, газеты, пожалуй, еще больше, чем книги.
Аннес, хотя и повернул на Малую Американскую, шел по этой улице недолго. Сделав с десяток шагов, юркнул в переулок, выходивший на Большую Американскую. Проходя мимо длинного оштукатуренного дома, где помещались мясная лавка и принадлежащий потребительскому обществу колониальный магазин, он с любопытством разглядывал дверь, замки, окна и ставни магазина. Аннес был разочарован, не обнаружив ничего особенного. А ведь говорили, будто ночью здесь побывали воры. Колониальный магазин грабили почти каждый год. Аннес это знал. И так же, как все окружающие, считал, что воры — это люди из самого же потребительского общества, что кражи вообще не было, что все это устроено для маскировки и отвода глаз, чтобы скрыть недостачу. Продавцы воруют, а потом разыгрывают ограбление. Почему же не набить карманы, если полиция — дура? А может быть, полиция с ними заодно, как министр заодно с фабрикантами, всякими Пухками и Ротерманами? И все же Аннес был разочарован: пусть это будет и подстроено, и разыграно, следы грабежа все-таки должны быть видны. Сорванный ставень, разбитое стекло, вывернутая из стены железная скоба могли бы доказывать, что тут действительно совершено преступление. А может,, здесь пользовались поддельными ключами и отмычками? Или самыми настоящими ключами? Или же вломились не с улицы, а со двора? Ну конечно со двора, через черный ход, на улице мог бы оказаться случайный прохожий, какой-нибудь ночной гуляка. Возможно, со двора решетки на окне перепилены, замок на дверях отомкнут, все как па самом деле. А вдруг на этот раз тут побывали настоящие воры?
Аннес прочел уйму детективных романов, он вообще прочел больше книг, чем любой другой ученик в их классе. Ему очень хотелось бы посмотреть, как в действительности выглядит кража со взломом. Если б не болталась в руке эта обуза, он бы отыскал ворота, проскользнул во двор магазина и все хорошенько рассмотрел. Но сейчас ничего другого не оставалось, как шагать дальше. Все дальше и дальше.
Большая Американская улица представляла собой длинную дугу, один конец которой вел к Тынисмяги, к гостинице и трактиру «Дом земледельцев», а другой упирался в улицу Койду, ранее называвшуюся Аллема-новской. Обычно Аннес направлялся к Тынисмяги, откуда было ближе к центру города, но сегодня из-за бидона пришлось повернуть налево. Этой дорогой Аннес иногда ходил летом, если появлялось желание выкупаться на Штромке. В другое время у него в этом районе дел не находилось. Большая Американская была скучная улица. По одной стороне тянулись одноэтажные и двухэтажные деревянные дома, по другой — высокий дощатый забор с побеленными каменными столбами, на который Аннес несколько раз взбирался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62