Мы больше не воспитываем людей для свободы. Воспитание, самый
важный вид деятельности социального организма, стало негибким,
нравоучительным, авторитарным. Ребятишек учат зазубривать и повторять, как
попугаев, слова Одо, как будто бы это законы - предел кощунства!

Шевек замялся. Ему так часто приходилось испытывать на себе такое
воспитание, о котором говорил Бедап,- и ребенком, и даже здесь, в
Институте - что ему нечего было возразить Бедапу.

Бедап, почувствовав, что берет верх, настойчиво продолжал:

- Не думать самому всегда легче. Найти симпатичную надежную иерархию
и пристроиться в нее. Ничего не менять - не рисковать, что тобой будут
недовольны, не сердить своих синдиков. Всегда самое легкое - позволить
править собой.

- Но это же не правительство, Дап! Любой бригадой или синдикатом
управляют специалисты и опытные работники; они лучше всех знают свое дело.
В конце концов, работу же надо выполнять! Что касается КПР - да, оно могло
бы стать иерархией, властной структурой, если бы оно не было организовано
так, чтобы воспрепятствовать именно этому. Посмотри, как оно построено!
Добровольцы, которые выбираются по жребию; год обучения; потом четыре года
работаешь; потом выбываешь. Никто бы не мог получить власть, в архическом
смысле, при такой организации и всего за четыре года.

- Некоторые остаются больше, чем на четыре года.

- Советники? Но они не имеют права голоса.

- Не в праве голоса дело. Есть люди за кулисами.

- Ай, брось! Это уж чистая паранойя! За кулисами - каким образом? За
какими кулисами? Каждый может придти на любое заседание КПР, а если он -
синдик, которого затрагивает рассматриваемый вопрос, то он может
участвовать в прениях и голосовать! Ты что, хочешь мне внушить, что у нас
здесь есть политики?

Шевек страшно разозлился на Бедапа; его торчащие уши ярко покраснели,
он почти кричал. Было уже поздно, в бараках напротив не светилось ни одно
окно. Десар из 45-ой комнаты постучал в стенку, чтобы не шумели.

- Я говорю то, что ты и сам знаешь,- сказал Бедап, очень понизив
голос.- Что в действительности в КПР командуют такие, как Сабул, причем
командуют из года в год.

- Если ты это знаешь,- хриплым шепотом обвинил его Шевек,- почему
же ты не заявил об этом публично? Почему ты не созвал в своем Синдикате
Критическое Заседание, если у тебя имелись факты? Если твои идеи не
выдерживают публичного обсуждения, то я не желаю шептаться о них по ночам.

Глаза у Бедапа сделались совсем маленькими, как стальные бусинки.

- Брат,- сказал он,- ты самодовольный ханжа. И всегда таким был.
Высунь ты раз в жизни голову из своей собственной паршивой чистой совести и
оглянись вокруг! Я пришел к тебе и шепчусь, потому что знаю, что могу тебе
доверять, черт бы тебя побрал! С кем я еще могу разговаривать? Что я, хочу
кончить, как Тирин, что ли?

- Как Тирин? - Шевек был так поражен, что заговорил громко. Бедап
показал ему на стенку, чтобы он был потише.

- А что такое с Тирином? Где он?

- В Приюте, на острове Сегвина.

- В Приюте?

Бедап, сидя боком на стуле, подтянул колени к подбородку и обхватил их
руками. Теперь он говорил тихо, неохотно.

- Тирин через год после твоего отъезда написал пьесу и поставил ее.
Она была смешная... чудная... ну, ты же знаешь его манеру.- Бедап
взъерошил рукой свои жесткие рыжеватые волосы, так что косичка
расплелась.- Дураку она могла бы показаться анти-одонианской. А дураков
много. Поднялся шухер. Ему объявили порицание. Публичное порицание. Я
раньше никогда этого не видел. Все приходят на собрание твоего синдиката и
тебя отчитывают. Раньше это делали, чтобы осадить бригадира или
администратора, если он слишком раскомандуется. А теперь это делается
только для того, чтобы запретить человеку мыслить самостоятельно. Ох, и
мерзко же это было. Тирин не выдержал. По-моему, у него от этого
действительно крыша малость поехала. После этого он стал считать, что все
- против него. Он стал слишком много разговаривать, и все с горечью. Не
безрассудно, но всегда с горечью, всегда критически. И притом с кем угодно.
Ну, вот, окончил он Институт, получил квалификацию преподавателя и попросил
назначение. И получил. В дорожно-ремонтную бригаду на Южный Склон. Он это
назначение опротестовал, как ошибочное, но РРСовские компьютеры повторно
выдали то же самое. Так что он поехал.

- Сколько я с Тиром был знаком, он на открытом воздухе никогда не
работал,- перебил Шевек.- С десятилетнего возраста. Он всегда исхитрялся
получать какую-нибудь канцелярскую работу. РРС поступило по справедливости.

Бедап его не слушал:

- Что уж там случилось, я точно не знаю. Он мне писал несколько раз,
и каждый раз оказывалось, что его опять перевели. Каждый раз на физическую
работу, в маленькие отдаленные общины. Потом он написал, что бросает работу
по назначению и возвращается на Северный Склон, чтобы повидаться со мной.
Но так и не приехал. И писать перестал. В конце концов я его разыскал через
Аббенайскую Картотеку Рабочей Силы. Мне прислали копию его карточки и
последняя запись в ней была просто: "Терапия. Остров Сегвина". Терапия! Он
что, убил кого-нибудь? Изнасиловал? А за что, кроме этого, отправляют в
Приют?

- В Приют вообще не отправляют. Человек сам просит, чтобы его туда
направили.

- Ты мне это дерьмо на уши не вешай,- с внезапной яростью сказал
Бедап.- Не просился он туда! Они его сначала с ума свели, а потом туда
отправили. Я про Тирина говорю, про Тирина, ты его вообще-то помнишь или
нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96