Несколько мужчин принялись
объяснять Шевеку принцип национального суверенитета. Вэйя перебила:

- Дайте же ему сказать. Как бы вы расхлебали эту кашу, Шевек?

- Выход простой.

- Какой же?

- Анаррес!

- Но то, что вы все делаете там, на Луне, не решает наших здешних
проблем.

- У людей всюду одна и та же проблема. Выживание. Вид, группа,
индивид.

- Самозащита нации...- выкрикнул кто-то.

Они спорили с ним, он - с ними. Он знал, что он хочет сказать, и
знал, что это должно всех убедить, потому что это ясно и верно, но
почему-то никак не мог высказать это, как следует. Все кричали. Маленькая
белокожая женщина похлопала по широкому подлокотнику кресла в котором
сидела, и он сел на подлокотник. Ею выбритая, шелковистая головка
выглядывала из-под его руки. Глядя на него снизу вверх, она сказала:

- Привет, Лунный Человек!

Вэйя сначала пошла к другой группе, но теперь она опять стояла возле
него. Лицо ее раскраснелось, глаза казались большими и влажными. Ему
показалось, что на другом конце комнаты мелькнул Паэ, но народу было
столько, что лица сливались. Все происходило как-то отрывочно, с провалами
между отрывками, как будто ему позволили из-за кулис, наблюдать в действии
Цикличный Космос из гипотезы старой Гвараб.

- Необходимо поддерживать принцип законной власти, иначе мы просто
выродимся в анархию! - громогласно заявил какой-то толстый нахмуренный
мужчина. Шевек сказал:

- Да, да, выродитесь! У нас уже сто пятьдесят лет анархия.

Из-под подола расшитой сотнями мелких жемчужинок юбки маленькой
белокурой женщины выглядывали пальцы ее ног в серебряных сандалиях. Вэйя
сказала:

- Но расскажите же нам об Анарресе - какой он взаправду? Там
действительно так чудесно?

Он сидел на подлокотнике кресла, а Вэйя устроилась на пуфике у его
колен, поджав ноги, прямая и гибкая; ее мягкие груди не сводили с него
своих слепых глаз; на ее раскрасневшимся лице играла самодовольная улыбка.

Что-то темное шевельнулось в сознании Шевека и заволокло темнотой все.
У него пересохло во рту. Он допил до дна свой бокал, который только что
наполнил официант.

- Не знаю,- сказал он. Язык плохо слушался его.- Нет. Там не
чудесно. Это некрасивая планета. Не то, что эта. Анаррес - это сплошная
пыль и иссохшие холмы. Все худосочное, все иссохшее. И люди некрасивые. У
них большие руки и ноги, как у меня и у вон того официанта. Но у них нет
больших животов. Они очень сильно пачкаются и моются в банях все вместе,
здесь так никто не делает. Города очень маленькие, скучные и убогие.
Дворцов нет. Жизнь скучная, труд тяжелый. Не всегда человек может иметь то,
что хочет, и даже то, в чем нуждается, потому что на всех не хватает. У
вас, у уррасти, всего хватает. Хватает воздуха, хватает дождя, травы,
океанов, еды, музыки, зданий, заводов, машин, книг, одежды, истории. Вы
богаты, вы владеете. Мы бедны, у нас ничего нет. Вы имеете - мы не имеем.
Здесь все красиво, все, кроме лиц. На Анарресе все некрасиво, только лица
красивы. Лица других, мужчин и женщин. У нас нет ничего, кроме этого,
ничего, кроме друг друга. Здесь вы видите драгоценные камни, там - глаза.
А в глазах - великолепие, великолепие человеческого духа. Потому что наши
мужчины и женщины свободны, они ничем не владеют, и поэтому они свободны. А
вы владеете, и поэтому владеют вами. Вы все - в тюрьме. Каждый - один,
сам по себе, с кучей того, чем владеет. Вы живете в тюрьме и умираете в
тюрьме. Это - все, что я могу разглядеть в ваших глазах - стена, стена!

Они все смотрели на него.

Он услышал, как в тишине еще звенит отзвук его громкого голоса,
почувствовал, что у него горят уши. Темнота, пустота снова шевельнулись в
сознании.

- У меня кружится голова,- сказал он и встал.

Вэйя оказалась рядом с ним.

- Идите сюда,- сказала она, подхватив его под руку, посмеиваясь и
чуть задыхаясь. Она ловко пробилась между людьми, он шел за ней. Теперь он
чувствовал, что он бледен, головокружение не проходило; он надеялся, что
она ведет его в умывальную или к окну, где он сможет подышать свежим
воздухом. Но они пришли в большую комнату, слабо освещенную отраженным
светом. У стены стояла высокая, большая, белая кровать; половину другой
стены занимало зеркало. Душно, сладко благоухали портьеры, простыни, духи
Вэйи.

- Вы невозможны,- сказала Вэйя с тем же задыхающимся смехом,
становясь прямо перед ним и в полумраке снизу вверх заглядывая ему в
лицо.- Право, это слишком... вы невозможны... вы великолепны! - Она
положила руки ему на плечи.

- Ох, какие у них сделались физиономии! За это я должна вас
поцеловать! - И она привстала на цыпочки, подставив ему губы, и белую шею,
и голые груди.

Он схватил ее и начал целовать - сначала в губы, отгибая ей голову
назад, потом шею и грудь. Она сперва обмякла в его руках, потом стала
слегка вырываться, смеясь и слабо отталкивая его, и быстро заговорила:

- О, нет, нет, будьте же умницей,- говорила она.- Ну, перестаньте,
нам надо вернуться к гостям. Нет, Шевек, да успокойтесь же, нельзя,
понимаете нельзя!

Он не обращал внимания. Он потянул ее к кровати, и она подошла, хотя и
не замолчала. Возясь одной рукой с сложной уррасской одеждой, он сумел
расстегнуть штаны; оставалась еще одежда Вэйи, низкий, но тугой пояс юбки,
с которым он не мог справиться.

- Ну перестаньте же,- сказала она.- Нет, Шевек, послушайте, нельзя,
сейчас нельзя. Я же не приняла противозачаточную таблетку, что я буду
делать, если влипну, мой муж вернется через две недели!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96