– Он поклонился и протянул ей влажную руку.
– Мне нужно позвонить, – сказал Крэйг. – Я вернусь через минуту.
Дверь за ним закрылась, и наступила тишина. Баум так сильно потел, что все время вытирал платком лоб.
– Майор Осборн сказал мне, что у вас есть какие-то вещи, принадлежавшие моей сестре.
– Да, верно. – Его улыбка стала еще более неприятной. – И когда он вернется… – Он замолчал, в растерянности попытался начать разговор снова: – Можно вас угостить чем-нибудь? Может быть, шерри? – Он уже был возле шкафа в углу, потом вернулся с бутылкой в одной руке и со стаканом в другой. – Не самого лучшего сорта, правда. Как и многое другое теперь.
На полке стояла фотография в черной рамке, с которой мягко улыбалась девушка лет шестнадцати. Она была красива мягкой, прозрачной красотой.
Женевьева инстинктивно догадалась:
– Ваша дочь?
– Да.
– Она школьница?
– Нет, мисс Треванс. Она умерла. – Печальный тихий голос Баума отозвался в ее ушах словно эхо, и в комнате вдруг стало по-настоящему холодно.
– Гестапо, Вена, 1939 год. Видите ли, мисс Треванс, я австрийский еврей. Один из тех счастливчиков, которым удалось уйти.
– А теперь?
– Делаю что могу против ее убийц.
Его голос был мягок и очень спокоен, но глаза выдавали страдание.
– Мы жертвы. – Она где-то прочла это и теперь вспомнила молодого летчика-истребителя Люфтваффе, которого они несли в палату «скорой помощи» в госпитале св. Варфоломея, тяжело обожженного и буквально разорванного на куски. Лицо у него было чистое, нетронутое, волосы густые и очень красивые. Он выглядел точь-в-точь как тот шестиклассник, в которого она влюбилась в шестнадцать лет еще в школе. Просто обычный красивый мальчик, который продолжал улыбаться несмотря на боль, держа ее руку, и так и умер, улыбаясь. Дверь открылась и вошел Крэйг.
– О'кей, все в порядке. Можете начинать. Я подожду вас здесь.
– Я не понимаю… – Баум выглядел очень взволнованным. – Я думал, что вы сами займетесь всем этим?
На лице Крэйга отразилось усталое презрение. Он поднял вверх руку, как если бы хотел оборвать разговор.
– Ладно, Баум, черт с вами.
Он открыл дверь и отстранился, пропуская Женевьеву.
– Послушайте, что за игру вы со мной затеяли? – спросила она требовательно.
– Мне кажется, вам следует кое-что увидеть.
– Что именно?
– Пойдемте, – сказал он печально. – Я провожу вас. Он вышел, и она неохотно последовала за ним.
Он открыл дверь в конце холла, и они спустились вниз по темной лестнице, попав в длинный коридор, кирпичные стены которого были выкрашены в белый цвет. По обеим сторонам коридора тянулись двери. Там, где коридор сворачивал за угол, она увидела мужчину, который сидел на стуле и читал книгу. Ему было лет около пятидесяти, мощного телосложения, с перебитым носом и сединой в волосах, в таком же длинном белом халате, как на парне, который впустил их в дом. Из-за дверей слышались мерные удары. Когда они дошли до конца коридора, этот звук стал невыносимо громким. Человек на стуле на секунду поднял голову, потом вернулся к чтению.
– Он совершенно глухой, – сказал Крэйг. – Ему нужно быть глухим.
Он остановился у металлической двери. Удары прекратились, и стало совершенно тихо. Крэйг сдвинул маленькую панель, заглянул внутрь и посторонился. Он не произнес ни единого слова, но Женевьева двинулась вперед, словно загипнотизированная.
Ни разу в жизни еще она не ощущала такого отвратительного запаха, который висел в комнате за решеткой. На потолке был светильник, но освещение оставляло желать лучшего. Она разглядела маленькую кровать без одеяла и эмалированное помойное ведро. И вдруг движение, почти незаметное для глаза, привлекло ее внимание.
В куче тряпья, сваленного в дальнем углу, копошилось нечто. Невозможно было понять, мужчина это или женщина. Существо издало жалобный стон и поползло на стену. Женевьева застыла, не в силах сдвинуться с места, в ужасе от увиденного. Будто почувствовав, что за ним наблюдают, существо медленно подняло лицо, и Женевьева замерла, увидев свое собственное лицо – изломанное, изуродованное, будто отраженное в одном из кривых зеркал комнаты смеха.
Она была не в силах даже закричать, страх парализовал ее. Казалось, они приросли друг к другу взглядами, это изломанное нечто и Женевьева, но вот сквозь решетку просунулись скрюченные, словно клешни, пальцы. Женевьеве казалось, что ее ноги приросли к полу. Крэйг потянул ее назад, задвинув окошко резким ударом руки, отсекая от них высокий и резкий звериный визг.
И тогда Женевьева ударила Крэйга по лицу изо всех сил наотмашь. Раз, другой… потом он схватил ее руки, удерживая на расстоянии.
– Все в порядке, – сказал он спокойно. – Мы уходим. Человек на стуле поднял голову, улыбнулся и кивнул.
Глухие удары за их спиной раздавались теперь с неистовой силой, и, пока они шли по коридору, единственным, что удерживало ее от падения, была рука Крэйга Осборна.
Он налил ей бренди, и она села возле камина, дрожа крупной дрожью, вцепившись в стакан, как в последнее прибежище. Баум прятался у нее за спиной.
– Она оставила машину на станции, как было условлено, – начал Крэйг. – Рене ушел к маки. Ваша сестра сменила одежду и пошла пешком туда, где ее должны были забрать.
– Что же произошло? – прошептала Женевьева.
– Ее остановил патруль СС, разыскивавший партизан. Документы у нее были фальшивые, хотя и хорошо сделанные. Для немцев она была просто хорошенькой деревенской девушкой… Они потащили ее в ближайший сарай.
– Сколько их было?
– Какая разница? Рене и его друзья нашли то, что от нее осталось, и «лизандр» доставил их сюда два дня назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75