– Что ж, представитель расы господ показал свою власть. Что мне остается, кроме как сказать «да»?
Она откинулась назад и подняла стекло. Райсшлингер бегом обогнул машину, вскарабкался на сиденье рядом с ней, и Рене тронул машину с места.
Она достала новую сигарету, и Райсшлингер с готовностью щелкнул зажигалкой.
– Полагаю, вы хорошо провели время в Париже? – Его французский был бы даже неплох, если бы не ужасный акцент.
– Не очень хорошо, – ответила она. – Обслуживание теперь отвратительное, и потом кто-нибудь все время останавливает вас и обыскивает, что очень неприятно. Как будто вам, солдатам, все время нужно во что-то играть.
– Ма-амзель, смею вас уверить, это действительно необходимо. Мои товарищи по СС в Париже добились серьезных успехов, выслеживая террористов.
– Неужели? Так почему же все эти солдаты до сих пор так и не справились с движением Сопротивления?
– Вы не понимаете наших трудностей.
– Сказать по правде, мне и не хочется в них разбираться. Неинтересно.
Он явно разозлился, но она наградила его одной из тех очаровательных улыбок, которыми славилась ее сестра, и обрадовалась, увидев, как он проглотил грубость, готовую сорваться с языка.
– Как там генерал? – спросила она. – Здоров, я надеюсь?
– Да, насколько мне известно.
– А майор Прим?
– Штандартенфюрер со вчерашнего дня.
– Полковник? Вот это мило, – рассмеялась она. – Он относится к себе слишком серьезно, но профессионал, это следует признать.
Райсшлингер помрачнел.
– Если кто-то другой делает за него основную работу. – Раздражение сделало его несдержанным.
– Да, вам это, должно быть, сильно досаждает. Почему бы вам не попросить другое назначение? Сдается мне, что Россия очень подошла бы. Много чести и славы сколько угодно!
Она наслаждалась, чувствуя, что действовала в нужной тональности, потому что Райсшлингер, безусловно, принял ее за Анн-Мари Треванс. Ей казалось теперь, что встреча с ним – самая большая удача.
– Я с радостью отправлюсь туда, куда фюрер захочет послать меня, – ответил напыщенно Райсшлингер.
В этот момент Рене был вынужден бросить машину в сторону, чтобы не задавить женщину, которая вела вдоль дороги корову на привязи. Женевьеву отбросило в угол, Райсшлингера прижало к ней, и она вдруг почувствовала его руку на своем колене.
– С вами все в порядке, ма-амзель? – Его голос охрип, рука крепче сжала колено.
Она холодно произнесла:
– Будьте любезны, уберите руку, Райсшлингер, иначе я буду вынуждена высадить вас из машины.
Они подъезжали к поселку Довиньи, и Рене, почувствовав напряженность, направил машину к обочине. Райсшлингер, который зашел уже слишком далеко, чтобы так просто остановиться, сдвинул руку еще выше.
– Что вы о себе воображаете? – спросил он развязным тоном. – Неужели я так уж плох, а? Я покажу вам, что как мужчина я ничуть не хуже вашего Прима, в любой день недели.
– Ничего вы никому не докажете, – ответила она. – Полковник – джентльмен. Честно говоря, Райсшлингер, как мужчина вы уступаете даже мне.
– Ты, надменная сука! Я тебе покажу…
– Ничего ты не покажешь… – Она рывком вытащила из кармана вальтер, плавным движением, как учил Крэйг, сняла его с предохранителя и сунула дуло пистолета ему в бок. – Вон из машины!
Машина остановилась, Рене заглушил двигатель. Райсшлингер отшатнулся от нее, выпучив от страха глаза, судорожно открыл дверь и вывалился из машины. Женевьева захлопнула дверцу, и Рене быстро нажал на газ. Она оглянулась и увидела Райсшлингера, стоявшего на обочине и выглядевшего очень беспомощно.
– Хорошо я действовала? – спросила она Рене.
– Ваша сестра гордилась бы вами, ма-амзель.
– Ну и хорошо. – Она откинулась на сиденье и закурила «Житан».
Они миновали вершину холма, и Женевьева увидела его среди деревьев у подножия гор. Замок Вуанкур, серый и безмолвный в лучах утреннего солнца. Обитель благородства, пережившая религиозные войны, революцию, выстоявшая в тяжелые дни, которых было много. Еще в детстве, когда бы она ни возвращалась сюда, в ней всегда возникало это чувство покоя. Чувство полного счастья при одном виде этого дома.
На какой-то момент он скрылся из виду, пока они ехали по узкой дороге среди клонящихся друг к другу сосен, но потом, когда они начали подниматься по склону, он возник снова, уже над ними, словно крепость за этими серыми стенами, застывшими в ожидании встречи.
Ворота были открыты, но въезд перегораживал шлагбаум. Деревянная сторожевая будка находилась сразу за воротами, рядом стоял часовой с автоматом. Это был совсем мальчик, хоть и в эсэсовском мундире. Он склонился к окну и нерешительно сказал на плохом французском языке:
– Документы.
– Но я здесь живу, – сказала Женевьева, и он совершенно растерялся. – Разве вы не знаете меня?
– Извините ма-амзель, но у меня приказ. Я должен проверить ваши документы.
– Хорошо, – сказала она. – Я сдаюсь. Я английская шпионка и приехала сюда, чтобы взорвать этот замок.
Спокойный голос человека, говорившего по-немецки, вдруг вклинился в беседу.
Она не поняла ни слова, зато часовой понял и бросился поднимать шлагбаум. Женевьева повернулась к офицеру, появившемуся из-за будки. Это был полковник СС в серовато-зеленой форме парашютиста-десантника, с Рыцарским крестом на шее и эмблемой «мертвая голова» на фуражке, сиявшей в лучах утреннего солнца. Ей не пришлось спрашивать Рене, кто это.
– Макс, как мило с вашей стороны!
Макс Прим открыл дверцу и сел в машину.
– Поезжайте, – бросил он Рене. Он перешел на французский: – Между прочим, этот мальчик всего три дня здесь. – Он поцеловал ей руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75