– Можешь приготовить мне белое вечернее платье. Сегодня вечером я надену его. – И, оставив встревоженную Маризу, она вышла.
В саду приятно ощущалось дыхание весны в воздухе, под деревьями зеленела трава, проникающее сквозь листву солнце оставляло на ней странные блики, окрашивая листья золотом. Нежданная минута покоя. Она прошла под аркой в серой каменной стене и увидела Гортензию, сидящую на краю фонтана перед белым летним домиком. На его стенах рос зеленый мох, несколько окон было разбито.
– Я всегда была счастлива здесь, – сказала Женевьева. – Когда мы были совсем маленькими, вы поили нас чаем в летнем домике.
– Все проходит.
– Я знаю. Это очень грустно.
– Дай мне сигарету, – попросила Гортензия. – Я предпочитаю увядание. Например, мох. Темно-зеленое на белом. Это создает атмосферу, какой здесь раньше не было. Ощущение потери.
– Философия старости?
В глазах тетушки появилось выражение удовольствия.
– Останови меня, если я опять вдруг размякну. Один из дежурных охранников прошел мимо них. С его плеча свисал автомат, эльзасский сторожевой пес натягивал стальную цепь, мягко ступая рядом.
– Ты слышала, что случилось прошлой ночью?
– Я все видела.
– Дела обстоят плохо. Филипп Гамлен из деревни. Он браконьерствовал в имении многие годы. Я попросила Земке не быть с ним очень жестоким, но он хочет на его примере научить остальных.
– Что они с ним сделают?
– Полагаю, отправят в какой-нибудь концлагерь. – Она передернула плечами. – Жизнь с каждым днем становится все неприятнее. Молю Бога, чтобы союзники наконец решились на высадку десанта, которую так давно обещали нам. Так что насчет сегодняшнего вечера? Ты точно знаешь, что будешь делать?
– Думаю, да.
– «Думаю» не годится, дорогая моя, ты должна знать наверняка. – Гортензия прикрыла ладонью глаза и посмотрела на фасад дома и на Розовую комнату. – Сколько от твоего балкона до террасы? Футов двадцать? Ты уверена, что сможешь одолеть их?
– Я этим занимаюсь с десятилетнего возраста, – успокоила ее Женевьева, – даже в темноте. Кирпичная кладка за колонной сложена в виде ступенек.
– Очень хорошо. Бал начнется около семи. Они не хотят начинать слишком поздно, потому что Роммель возвращается ночью в Париж на машине. Я спущусь вниз за несколько минут до восьми. Ты не должна слишком задерживаться.
– Мариза договорилась встретиться с Эрихом в летнем домике в восемь.
– Каковы бы ни были ее чары, не думаю, что она сумеет удержать его больше двадцати минут, – заметила Гортензия. – Шанталь будет ждать тебя в твоей комнате, чтобы оказать любую помощь, если потребуется.
– По нашему плану я должна попасть в библиотеку, сфотографировать документы – и потратить на все это не больше десяти минут, – сказала Женевьева. – Потом спуститься в зал – примерно в восемь двадцать, сейф будет закрыт, все документы целы, и никто ничего не узнает.
– Кроме нас, – заметила Гортензия с холодной улыбкой. – И это, радость моя, в высшей степени приятно.
Было около шести, уже опускались сумерки, когда «Лили Марлен», круто свернув, подошла к пустынному причалу у Гросне. Несмотря на легкую дымку, море было спокойным, и вымпел Кригсмарин безвольно свисал с флагштока. Лангсдорф стоял у руля, а Хейр осматривал берег в бинокль.
– Да вот они, – усмехнулся он. – Для вас приготовлен цыпленок. Он привел две машины. Что-то вроде «кюбельвагена» и седан, а они все в мундирах. – Он передал бинокль Крэйгу, и тот навел его на причал. Трое людей в немецких армейских мундирах стояли у «кюбельвагена». Большой Пьер курил, облокотясь о машину.
– Этот бродяга в своем репертуаре, – заметил Крэйг. – Я лучше спущусь вниз и надену мундир.
Он вышел из рулевой рубки, и Хейр бросил Лангсдорфу:
– Малый вперед. – Потом, не торопясь, спустился на палубу, где экипаж занял боевые посты около пулеметов, и спустился еще ниже. Когда он вошел в крохотную каюту, Крэйг уже застегивал форменный плащ офицера СС. – Как вам вообще все это нравится? – спросил Хейр, закуривая сигарету.
– Во всех книжках, которые я читал подростком, герой всегда возвращался за своей девушкой. Это в какой-то мере запрограммировало мое мышление. У меня просто нет выбора. – Теперь он был совершенно готов: у пояса вальтер, серебряная пряжка блестит. Он надел фуражку: – Ну как, идет мне?
– Никто не усомнится – ни военный полисмен, ни часовой у ворот, – когда вы в этом мундире! – ответил Хейр и первым вышел из каюты.
Когда они причалили к нижнему пирсу, Большой Пьер спустился по трапу вниз, чтобы встретить их. Он улыбнулся:
– Бог мой, все это напоминает мне костюмированные вечера в Оксфорде. Осборн, вы выглядите весьма эффектно.
– Хочу, чтобы вы знали одно, – сказал Крэйг. – Эта операция носит частный характер. Мы прибыли за девушкой по собственной инициативе.
– Успокойтесь, приятель. Джулия Легран ввела меня в курс дела. Откровенно говоря, мои парни не очень горели желанием впутываться в это дело. Жизнь молодой женщины, даже если она британский агент, для них не много значит. Они привыкли к страшным потерям, в том числе среди своих близких. Но я сумел убедить их. Я достал вам вполне приличный «мерседес» и «кюбельваген», трое моих парней в мундирах будут сопровождать вас. Внешне все прекрасно. Они сбросят с себя все это, как только вы доберетесь до замка.
– Вы будете где-то поблизости?
– Конечно, в лесу, кое с кем из моих ребят. А катер будет ждать?
Хейр повернулся к Лангсдорфу:
– Я думаю, вам нужно кое-что починить в моторе? Лангсдорф кивнул.
– В любом случае скоро стемнеет, герр капитан.
– Бог знает, когда мы вернемся… – сказал Крэйг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75