– Мы будем здесь, – улыбнулся Хейр.
Экипаж застыл на палубе в ожидании. Крэйг торжественно отдал им честь.
– Парни, – сказал он по-английски, – для меня было честью служить с вами.
Моряки молча слушали его. Только Шмидт ответил:
– Удачи вам, шеф. Обставьте всех этих ублюдков! Они поднялись по трапу на причал и подошли к машинам. Большой Пьер обратился к своим людям:
– Висельники, берегите его. Если прозеваете, лучше назад не возвращайтесь.
Они ухмыльнулись в ответ и полезли в «кюбельваген». Крэйг скользнул за руль «мерседеса». Большой Пьер повернулся к нему:
– Поезжайте. Будьте осторожны. Между прочим, у них сегодня бал. Звучит занятно. Я бы присоединился к вам, но у меня нет с собой смокинга!
«Кюбельваген» тронулся, Крэйг включил зажигание и двинулся следом. Фигура Пьера отдалялась от них и наконец совсем исчезла, когда машина стала подниматься на холм.
Платье было действительно красивым. Сшитое из шелковистого белого джерси, оно ласкало кожу. Мариза помогла Женевьеве одеться и накрыла ее плечи полотенцем, чтобы та могла закончить макияж.
– Ты не видела сегодня Рене? – спросила рассеянно Женевьева.
– Нет, ма-амзель. Он не был в столовой для прислуги во время ужина. Послать кого-нибудь поискать его?
– Нет, это неважно. Тебе нужно многое продумать. Ты знаешь, что должна делать? Ты уверена?
– Встретиться с Эрихом в летнем домике и задержать его как можно дольше.
– То есть, по крайней мере, на двадцать минут, – сказала Женевьева. – Если меньше, то это плохо. – Она похлопала девушку по щеке: – Не надо бояться, Мариза. Мы хотим просто пошутить над генералом, вот и все.
Женевьева видела, что девушка не поверила ей, но это не имело значения. Она взяла вечернюю сумочку, ободряюще улыбнулась и вышла.
Бал был устроен в Большой галерее, они постарались, готовя его. Когда Женевьева вошла, ей показалось, что все гости уже в зале. Люстры сверкали, вокруг были цветы, а небольшой оркестр играл вальс Штрауса. Роммель еще не появлялся, но генерал Земке стоял с Зайльхаймером и его женой. Когда он увидел Женевьеву, то извинился и пошел через зал ей навстречу. Танцующие расступались перед ним.
– А ваша тетя? – спросил он с тревогой. – Она спустится? Ничего не случилось?
– Нет, насколько я знаю. А где маршал?
– Он был здесь минуту назад, но его вызвал по телефону Берлин. По-видимому, сам фюрер. – Он вытер лоб платком. – Здесь много ваших знакомых. Например, Комболи.
Они стояли в другом конце зала. Морис Комболь, папа Комболь, как его называли рабочие, с женой и дочерью. Пять винодельческих заводов, два консервных завода и предприятия по выпуску разных сельскохозяйственных машин. Богатейший человек провинции, который становился еще богаче от сотрудничества с немцами. Женевьева резким усилием подавила свой гнев.
В дверях появился маршал Роммель. Прим следовал за ним, и Земке, извинившись, направился к ним.
Подошел молодой лейтенант, который прошлым вечером показал себя отличным танцором, и попросил у нее следующий вальс. Он был очень галантен и предложил ей принести шампанского, когда музыка стихла.
Она стояла у колонны, ожидая Гортензию, и вдруг услышала сзади себя голос Прима:
– Я думал, что красивее быть невозможно, но вы сегодня необыкновенно хороши.
– Благодарю вас, – ответила она и почувствовала, что ей действительно приятно.
Оркестр заиграл вальс, он молча взял ее под руку, и они закружились в танце. Она увидела лейтенанта, который появился, держа в каждой руке по бокалу, и теперь укоризненно глядел ей вслед. Казалось, эта музыка звучала здесь всегда, все происходящее нереально, они только вдвоем, а все окружающие не больше чем заводные игрушки. Вальс кончился, раздались редкие хлопки. Роммеля не было, но Земке знаком подозвал Прима, который, извинившись, удалился.
Именно этот момент Гортензия выбрала для своего появления. Ее лицо казалось высеченным из белого мрамора, красивые красновато-золотистые волосы были уложены в высокую прическу. Шлейф ее бального бархатного платья цвета темно-синей ночи скользил по полу, выгодно оттеняя пышные волосы и влажно блестевшие глаза. Голоса постепенно смолкли, присутствующие поворачивались, чтобы взглянуть на нее, а Земке торопился через всю галерею, чтобы встретить ее и поцеловать руку. Он проводил Гортензию в дальний конец зала, где стояли стулья в стиле Людовика Четырнадцатого.
Женевьева взглянула на часы. Было как раз без пяти восемь, и, когда оркестр заиграл вновь, она пробралась сквозь толпу, открыла дверь в музыкальный зал и проскользнула туда. Она хотела побыстрее попасть в прихожую, но внезапно заметила Роммеля, который сидел на стуле у фортепиано и курил сигару.
– А, это вы, мадемуазель. Он встал. – Что, уже надоело?
– У меня немного болит голова, – ответила она с бьющимся сердцем и совершенно непроизвольно пробежала пальцами по клавишам.
– О, вы играете, как приятно, – сказал Роммель.
– Немного. – Она села (это было вполне естественно) и заиграла «Лунную сонату». Она вдруг вспомнила Крэйга и тот вечер в Холодной гавани. Роммель откинулся на спинку стула; он явно наслаждался музыкой.
Женевьеву спасла сама судьба: внезапно открылась дверь и появился Макс Прим.
– О, вот вы где, господин маршал. Вас опять к телефону. Теперь из Парижа.
– Видите, ма-амзель? Они не оставят меня в покое. – Роммель очаровательно улыбнулся. – Может быть, продолжим позже?
– Конечно, – согласилась Женевьева.
Он вышел. Прим мельком улыбнулся ей и последовал за маршалом. Она поспешила через другую дверь, вышла в прихожую и быстро поднялась по главной лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75