Лангсдорф надел каску, а Хейр и Крэйг осматривали берег в бинокли ночного видения. Женевьева ждала позади, Рене притаился за ее плечом. Внезапно на берегу вспыхнул тонкий луч света и мгновенно погас.
– Вот они, – сказал Хейр. – Превосходно. – Он положил руку на плечо Лангсдорфа. – Теперь тихо, спокойно. Самый малый вперед.
Пирс у маяка Гросне выплыл на них из темноты, волны глухо бились внизу, вскипая у громадных ржавеющих металлических свай. Они бились о нижний причал, и команда выбросила за борт кранцы. Она заметила внизу на палубе Шмидта со шмайсером на изготовку.
На верхней части пирса зажегся свет, и чей-то голос по-французски спросил:
– Это вы?
– Большой Пьер, – сказал Крэйг. – Пошли. Женевьева и Рене двинулись вперед, Крэйг и Хейр шли следом. На причале она обернулась, чтобы последний раз взглянуть на палубу. Шмидт улыбнулся ей.
– Не дай этим негодяям раздавить тебя, красавица. Крэйг подошел поближе.
– Подарок для вас. – Он подал ей вальтер и запасную обойму к нему. – Суньте его в карман. Ни одна девушка не должна ходить без оружия.
– Да уж, не в этих местах, – сказал Хейр и обнял ее. – А дальше решайте сами.
Крэйг повернулся к Рене:
– Верни ее целехонькой, не то я оторву тебе яйца.
– Майор, если что-то случится с ма-амзель Женевьевой, то же самое произойдет и со мной.
Крэйг смягчился и примирительно произнес:
– О'кей, мой ангел, лезьте наверх. Величайший момент вашей карьеры. Как говорят в шоу-бизнесе, сломайте ногу.
Она быстро повернулась и, скрывая слезы, начала взбираться по ступенькам. Рене шел за ней. В конце пирса стоял грузовик, рядом с ним копошились какие-то тени, потом вперед выступил человек и заступил им дорогу. Никогда в жизни она не видела человека такого угрожающего вида. На нем была суконная шапка, старый грязный молескиновый пиджак, краги и рубашка без воротника. Трехдневная щетина на подбородке и шрам на правой щеке дополняли общее впечатление.
– Большой Пьер? – спросил Рене.
Женевьева опустила руку в карман и нащупала вальтер.
– Этот человек не может быть нашим, – зашептала она Рене скороговоркой, настолько напуганная, что сказала это по-английски.
Человек со шрамом на лице вдруг улыбнулся.
– Ужасно сожалею, что привел вас в замешательство, старушка, – сказал он со сногсшибательно пижонским оксфордским акцентом, – но если вы ищете Большого Пьера, то это именно я.
За ним из темноты вышли человек двенадцать молодцов с ружьями и пулеметами системы «Стена». Они стояли стеной, молча уставившись на нее.
Она прошептала Большому Пьеру:
– Не знаю, что о них думают немцы, но меня они определенно пугают.
– Да они просто великолепны, разве не так? – Он хлопнул в ладоши. – Эй вы, крысиная семейка, – произнес он скороговоркой по-французски. – Давайте двигаться и следите за своим языком. С нами дама, помните об этом.
Грузовики такого типа называют газогенами, потому что они работают на газе, образующемся при сжигании древесного угля в печи, установленной сзади в кузове. Большой Пьер вел машину довольно быстро, насвистывая что-то сквозь зубы.
Женевьева вдруг спросила:
– А если мы нарвемся на немецкий патруль?
– Немецкий что? – Вблизи от него исходил жуткий запах.
– Патруль, – повторила она.
– Только не здесь. В этих местах они бывают только тогда, когда им это позарез нужно. Это значит, только днем и когда их много. О любом таком отряде в радиусе пятнадцати миль сегодня ночью я бы знал, уж поверьте мне.
Ей захотелось расхохотаться в ответ, уж больно серьезно он это сказал.
– Стало быть, вы тут все контролируете?
– Ваш голос всегда звучал по телефону так восхитительно. Приятно показать вам свою физиономию, – продолжал он. – Вы когда-нибудь бывали в Оксфорде?
– Нет.
– А в Норфолке?
– Сожалею, тоже нет.
Они перевалили за гребень холма, и в этот момент в просвет между облаками выглянула луна. В ее свете Женевьева увидела внизу в долине железную дорогу и несколько домов – это был Сен-Морис.
– Жаль, – сказал он. – Я там вволю пострелял. Около Сэндрикхэма, где у короля деревенская усадьба. Красивое место.
– Вы скучаете по нему?
– Не очень. Делаю все, чтобы держать себя в форме. Ну что бы я делал без всего вот этого? Понюхайте, как я пахну. Здорово, правда? Назад, к природе!
– А чем вы занимались раньше?
– Вы имеете в виду до войны? Преподавал английскую литературу во вполне второразрядной средней школе.
– Вам это нравилось?
– О да, скаутские игры для мальчиков и все такое. Самые тяжелые раны в жизни причиняют смятые лепестки роз, а не их шипы, мисс Треванс, согласны?
– Не уверена, что вполне понимаю вас.
– Именно так говорили мои ученики. – Они как раз въезжали в поселок, и Большой Пьер замедлил скорость. – А вот и складской двор. – Они свернули между двумя массивными стойками в мощеный двор и подъехали к дому в углу. Грузовик остановился, и Пьер заглушил мотор. Дверь открылась, кто-то выглянул наружу. Рене вылез из кузова и помог спуститься Женевьеве.
– Большое спасибо, – сказала она.
– Наша цель – угождать. – Большой Пьер улыбнулся ей, глядя сверху вниз. – Мятые лепестки роз. Подумайте об этом.
Он вывел машину со двора, а Женевьева вошла в дом вслед за Рене.
Она устроилась перед зеркалом в маленькой спальне. Чемоданы Анн-Мари лежали на кровати, сумочка была открыта, бумаги тоже на кровати, рядом с сумкой. Тут были ее французский паспорт, немецкий аусвайс, продовольственные талоны и водительское удостоверение. Она аккуратно провела тушью по бровям и ресницам. В этот момент открылась дверь и вошла мадам Дюбуа. Это была маленькая темноволосая женщина с изможденным лицом и в поношенном платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75