И пистолет, с которым она так старательно упражнялась, конечно, тоже исчез.
Она сняла платье, надела брюки и свитер и вышла на балкон. Дождь продолжался, было совсем темно. Она прислушалась и через несколько минут услышала легкий кашель часового. Все ясно: парапет, отделявший ее балкон от балкона Гортензии, был таким узким, что попытаться преодолеть его мог лишь опытный скалолаз.
Она вернулась в спальню, достала серебряный портсигар и открыла его. В нем не осталось ни одной сигареты, только катушка с фотопленкой в секретном отделении, теперь совершенно бесполезная. Она чувствовала себя уставшей и замерзшей и надела охотничий пиджак Анн-Мари, сунув портсигар в карман. Потом сняла с кровати пикейное покрывало, закуталась в него и устроилась на стуле у окна, оставив включенным свет. Как маленькая девочка, которая боится темноты.
Женевьева все-таки задремала на какое-то время, чувствуя себя ожесточенной и униженной, и вдруг почувствовала, как занавески слегка зашевелились. Потом они раздвинулись и в комнате возник Крэйг Осборн, держа в правой руке вальтер. Он все еще был в форме офицера СС. Крэйг поднял руку, предупреждая ее реакцию:
– Мы возьмем с собой и вашу тетушку. Удовлетворены?
Женевьеву внезапно охватило чувство невольного восхищения.
– Как вы сюда попали?
– Залез на балкон.
– Но внизу, кажется, часовой.
– Уже нет. – Он бесшумно подошел к двери и прислушался. – Что у них там снаружи?
– Молодой лейтенант с автоматом.
– Позовите его сюда. Скажите, что слышали на балконе что-то подозрительное, что-нибудь в этом роде. – Он вложил вальтер в кобуру и достал что-то из кармана. Раздался резкий щелчок, и в электрическом свете тускло сверкнуло лезвие. Оцепенев, она смотрела на Крэйга, и он слегка подтолкнул ее к двери. Женевьева пошла к двери, тихо постучала, потом открыла ее. Фогель мгновенно оказался на другой стороне коридора, держа автомат на изготовку.
– В чем дело? – резко гаркнул он на плохом французском. – Что вы хотите?
У Женевьевы так пересохло в горле, что она едва могла говорить. Повернувшись, она показала рукой на занавески, которые слегка колыхались на легком сквозняке.
– Мне кажется, я что-то слышала там, на балконе. Фогель постоял в нерешительности, потом шагнул вперед. Крэйг схватил его рукой за горло, уперся коленями в спину и выгнул назад, как лук. Женевьева даже не увидела, как скользнул нож, быстро отвернулась и услышала только слабый хрип. Почему-то вспомнила, как хорошо танцевал этот мальчик, и к горлу подкатил тяжелый комок. Послышалось шуршание – это Крэйг потащил тело в ванную. Потом вернулся в комнату, держа в руках шмайсер.
– Все в порядке?
– Да. – Она глубоко вздохнула. – Да, конечно, со мной все в порядке.
– Тогда пошли.
Гортензия сидела в постели и читала книгу, набросив на плечи шаль. Она совершенно не удивилась, как всегда, полностью владея собой.
– Я вижу, Женевьева, ты успела обзавестись другом?
– Не обращай внимания на его мундир, тетя.
– Майор Осборн, мадам.
– Полагаю, вы пришли за моей племянницей?
– И за вами. Она не может жить без вас. Гортензия достала сигарету из ящика секретера и прикурила от серебряной зажигалки. Женевьева быстро вытащила свой пустой портсигар и наполнила его.
– Вы знакомы с творчеством английского романиста Чарльза Диккенса, майор Осборн? – спросила Гортензия. – Вы читали «Сказку о двух городах», в которой некто мистер Сидней Картон в славном акте самопожертвования идет на гильотину вместо другого человека? Мы всегда были привержены подобным жестам в нашей семье. – Она выпустила дым длинной струйкой. – Де Вуанкуры всегда слишком высоко ценили благородные жесты. – Она повернулась к Женевьеве: – Как бы ни были они неуместны.
– У нас очень мало времени, мадам, – терпеливо произнес Крэйг.
– Тогда, майор, побыстрее уходите, пока это еще возможно. Уходите оба. – Женевьеву вдруг охватила такая паника, что она потянулась к тетке, чтобы стащить с нее пижаму. Но Гортензия с удивительной силой схватила ее за запястье. – Слушай меня! – В ее голосе слышались железные нотки. – Однажды ты сказала мне, будто знаешь, что у меня больное сердце?
– Но это неправда! Еще одна ложь, которую вбили мне в голову, чтобы заставить отправиться сюда.
– Анн-Мари знала и верила. Это я сама придумала, чтобы как-то объяснять окружающим тот озноб, который в последнее время донимает меня все чаще. Я никому об этом не говорила. У каждого своя гордость.
В комнате воцарилась такая тишина, что было слышно, как тикают часы.
– А на самом деле? – прошептала Женевьева.
– Пройдет месяц, может быть, два, и начнутся боли. Я уже сейчас чувствую их. Доктор Марэ не пытался меня успокаивать. Он слишком старый друг для этого.
– Это неправда, – рассердилась Женевьева. – В этом нет ни слова правды!
– Ты когда-нибудь внимательно смотрела на меня, cherie? – Гортензия взяла ее за обе руки. – Посмотри получше. – Прозрачная, с зеленоватым оттенком кожа. Гортензия говорила правду, Женевьева знала это. Почудилось вдруг, что детство безвозвратно ушло. Ее охватило чувство абсолютной опустошенности, которое было почти невыносимым. – Ради меня, девочка, – Гортензия поцеловала ее в обе щеки. – Сделай это для меня. Ты всегда отдавала мне свою любовь, щедрую, неэгоистичную. Это было самым ценным в моей жизни, теперь я могу признаться тебе в этом. Неужели ты откажешь мне в праве вернуть тебе долг? – Женевьева с дрожью отшатнулась, не в силах ответить. Гортензия продолжила: – Оставьте мне один из ваших пистолетов, майор.
Это прозвучало как команда. Крэйг достал свой вальтер и положил его на кровать рядом с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75