Девочка, которую она помнила с детства, которую видела в последний раз несколько лет назад, должна была стать другой. Должна была. Над всем этим следовало задуматься.
Женевьева всегда опасалась быть «проглоченной» Анн-Мари, у нее было странное чувство, будто она вообще не должна была родиться. Сидя в кресле и размышляя теперь обо всем этом, она видела, что между ними всегда существовал некий антагонизм. Как будто каждая из них возмущалась, что у нее есть сестра.
Странно, что это тихое место вызывало у нее такие мысли! Вдруг Женевьеве почудилось какое-то движение в комнате. Она встала и вошла. Черное платье, белый фартук, темные чулки и туфли – образцовая служанка. Мариза склонилась над ее чемоданами.
– Оставь их! – резко сказала Женевьева. Ее голос прозвучал сердито, потому что она сама была напугана. Ведь эта девушка близко знала ее, и Женевьеве предстояло выдержать экзамен. – Я хочу спать, – добавила она. – Поезд был ужасный. Ты можешь распаковать потом.
На мгновение ей показалось, что она заметила ненависть в темных глазах Маризы, и ей захотелось узнать, чем Анн-Мари могла заслужить такое чувство.
– Может быть, мне приготовить горячую ванну для мадемуазель? – предложила Мариза.
– Потом, девочка. – Она закрыла за горничной дверь и прислонилась к косяку, руки ее дрожали. Еще один барьер взят. Она взглянула на часы: полдень. Пришло время испытать судьбу с львицей в ее логове. Она разгладила юбку, открыла дверь и вышла.
Глава 11
Когда Женевьева вошла в комнату своей тетки, ей показалось, что она попала в другой мир. Одна стена комнаты была покрыта фресками, которые для Гортензии выполнил один известный китайский художник. Она была необычайна, прекрасна, с чудесной прорисовкой замысловатых деталей, зеленых деревьев и странных, незнакомых фигур и башен. Тяжелые занавеси из голубого шелка спадали вниз тяжелыми складками. Женевьева встала на колени в шезлонге у окна и выглянула в сад. Когда она была здесь в последний раз, сад пышно и красиво цвел в тепле раннего лета, плетистые розы вились вокруг статуи Венеры. Теперь цветов не было, но все остальное было на месте, в том числе ее любимый большой каменный фонтан с мальчиком верхом на дельфине в центре лужайки.
Генерал Земке сидел на скамейке у стены справа. У него были серебряные волосы, более седые, чем на фотографиях, его лицо было привлекательным лицом мужчины в расцвете сил. Тяжелый плащ с огромным меховым воротником был накинут на его плечи, он курил сигарету, вставленную в длинный мундштук. Казалось, он глубоко задумался, хотя каждую минуту потирал больную ногу, как будто пытаясь вернуть ей чувствительность.
– Что вам нужно?
Женевьева обернулась – и оказалась лицом к лицу с ней, совершенно не изменившейся со времени их последней встречи.
– Шанталь, вы напугали меня!
Улыбка на ее некрасивом лице осталась такой же ледяной.
– Что вам нужно? – повторила она.
– Видеть мою тетушку, конечно. По-моему, это совершенно естественно…
– Она отдыхает. Я не позволю вам беспокоить ее. Они называли ее «кувшинным рылом», она всегда была такой жесткой и несгибаемой, и никто ничего не мог с ней поделать.
Женевьева продолжила терпеливым тоном:
– Делайте, что должны, Шанталь. Осторожно спросите Гортензию, примет ли она меня. Если вы не сделаете этого, я войду сама.
– Только через мой труп.
– Уверена, что все будет в порядке. – Внезапно Женевьева потеряла терпение, нрав Анн-Мари вдруг одержал верх: – Не будьте такой упрямой, черт возьми.
От ее богохульства глаза Шанталь потемнели – она была очень религиозной.
– Вы знаете, что Бог накажет вас?
– Да, но и вас уже не будет!
Шанталь вышла, оставив дверь слегка приоткрытой. Когда Женевьева повернулась, она услышала голос, такой знакомый несмотря на прошедшие годы, что у нее вдруг пересохло во рту и сердце забилось быстрее.
– Если она так хочет видеть меня, значит, ей что-то действительно нужно. Пусти ее.
Когда Шанталь открыла перед ней дверь, Женевьева увидела Гортензию, сидящую в подушках и читающую газету. Проходя мимо Шанталь, она мило улыбнулась:
– Спасибо, дорогая Шанталь. – Но, оставшись одна в спальне, вдруг растерялась. «Что мне сказать? – думала она. – Что бы сказала Анн-Мари?» Она глубоко вздохнула и двинулась к кровати. – Почему ты не прогонишь ее? – спросила она, садясь на стул у камина и глядя на Гортензию. Она была так возбуждена, что с трудом подавляла в себе желание подойти ближе к тетушке. Сказать ей, что это она, Женевьева, что она вернулась после всех этих лет разлуки.
– С каких пор тебя это интересует? – послышался слабый голос из-за газеты. Когда газета опустилась, Женевьева испытала одно из самых сильных потрясений в жизни. Это была Гортензия, но бесконечно постаревшая со времени их последней встречи. – Дай мне сигарету, – бросила она.
Женевьева открыла сумочку, достала зажигалку и серебряный портсигар и бросила их на постель. – Это новый, – сказала Гортензия, открыв портсигар. – Очень красивый. – Она закурила «Житан».
Женевьева забрала портсигар и положила его в сумочку. Когда она протянула руку за зажигалкой, широкий шелковый рукав ее блузки, задравшись, обнажил руку выше локтя. Гортензия застыла на мгновение, но потом спокойно протянула ей зажигалку.
– В Париже было скучно, – сказала ей Женевьева.
– Я думаю. – Она глубоко затянулась. – Шанталь считает, что мне не следует курить. Если я прошу у нее пачку сигарет, она просто делает вид, что забыла.
– Избавься от нее.
Гортензия не ответила. Когда Женевьева в последний раз видела тетку, она выглядела не старше сорока, и так было всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75