Занимательное приключение пережила я и с одним придворным, известным сладострастником, изнемогшим под грузом обычных наслаждений. Я навестила его вместе с подругой, и нам очень понравился его кабинет, зеркала которого под разными углами отражали изящную кушетку, располагавшуюся посреди комнаты и покрытую красным бархатом.
— Рад видеть у себя столь прелестных и очаровательных дам, — начал хозяин, расшаркиваясь перед нами. И предложил: — Не сомневаюсь, что ваш ум и воспитание не позволят вам затаить на меня обиду, если я объявлю, что в мои планы не входит совокупление с вами. Меня заменит мой слуга, парень молодой и смазливый, надеюсь, он вам понравится... Чтобы избежать каких-либо недоразумений, хочу объяснить, что моя особенность, как самца, состоит в том, что я могу получить свой кусочек удовольствия лишь в том случае, когда вижу, как это удовольствие получают другие. По моему мнению, равнодушие к соитию служит лучшим доказательством моральной безупречности благородного человека.
Завершив маленькую речь очаровательной улыбкой, вельможа подал знак, и в кабинет ступил бравый и весьма легко одетый молодец. Действуя ловко и бесшумно, молодой человек быстро раздел мою подругу и, велев ей лечь на спину, помог мне снять с себя все ниже пояса. Чувствовалось, что слуга проделывал эту церемонию много раз и всегда в одном и том же порядке. Заняв позицию в кресле, хозяин расстегнул штаны, вытащил свой любимый предмет, который своим вялым состоянием производил пока грустное впечатление. Слуга же, тем временем спустивший штаны, демонстрировал в центре комнаты такое мощное копье, которое не могло не вызывать восхищения. Он ждал сигнала и, как только оный последовал, не скрывая хищной радости, взгромоздился на мою подругу. Он ввел свой инструмент, но оставался недвижим, ожидая дальнейших указаний. — Потрудитесь, мадемуазель, — обратился ко мне наш куртизан, — расположиться там (он указал пальцем — где), возьмите в ручки яички нашего славного лотарингца и пощекочите их... Теперь можно и начать с Богом!
И вот уже я еле поспеваю за лихорадочным темпом молодца, ни на секунду не выпуская из рук волосатые шарики. Пока на кушетке шла такая жаркая возня, хозяин во все глаза смотрел в зеркала, в которых отражались наши извивающиеся тела. Отражений было много, и все свидетельствовали неопровержимо: стараются присутствующие изо всех сил. В какой-то момент вельможа почувствовал, что момент наслаждения близок, и прохрипел слуге, продолжая нещадно теребить свой член:
— Кончай, кончай...
Лотарингский Адонис задергался, как безумный, и вскоре оба с мучительным блаженством испустили драгоценную жидкость...
— Дорогая Тереза, — продолжала Буа-Лорье, — я очень кстати вспомнила еще об одном забавном случае, который произошел в тот же день. Позволь, я поведаю тебе о встрече с монахами-капуцинами, и ты убедишься в том, насколько педантично соблюдают обет целомудрия святые отцы.
Выйдя из дома куртизана, о котором шла у нас речь, и распрощавшись со своей измученной подругой, я повернула за угол, чтобы сесть в поджидавший меня фиакр, но тут я заметила некую Дюпон, подругу моей приемной матери и ее достойную соперницу в коммерческих делах, имевшую, правда, совсем иную клиентуру.
— Дорогая Манон, — бросилась она мне навстречу, — как хорошо, что я тебя вижу! Тебе хорошо известно, что я, распоряжаясь своими девочками, способна утолить желания всех парижских монахов. Но, похоже, эти собаки решили сегодня вывести меня из себя! Сразу у всех одновременно наступил период спаривания. Еще утром я снабдила их девятью красавицами и кое-как успокоила. Но сию минуту мне нужна хотя бы одна прелестница для трех почтенных капуцинов, которые ждут не дождутся, когда придет и их черед потешиться. Манон, ты не можешь отказать мне в моей просьбе и не пойти со мной! Это настоящие черти, они тебе понравятся.
Я напомнила Дюпон, что я дичь не для монахов, что этим господам неведомы оригинальные развлечения и им подавай только девиц помясистее, да с пещерой поглубже.
— Черт возьми! — воскликнула Дюпон. — Мне плевать на то, о чем они мечтают в своих кельях! Я им нашла красивую девушку, настоящую куколку, а уж они пусть сами решают, чем с нею заняться. Смотри, вот шесть луидоров, которые они мне дали, три из них будут твои... Согласна?
Я решила, что от судьбы не уйдешь, и при этом мною двигала не корысть, а, скорее, любопытство. Я отпустила свой фиакр, и мы направились домой к Дюпон.
"Братья-капюшоны" не заставили себя ждать. Войдя в комнату, они не долго на меня пялились, а окружили со всех сторон, как волки окружают бедную овечку, отбившуюся от стада. Желая как следует позабавиться, я поставила ногу на стул, задрала платье, будто для того, чтобы поправить подвязку. Это было воспринято определенным образом, и один из монахов, с рыжей бородой и отвратительным запахом изо рта, схватил меня за шею, нагнул голову и впился мне в губы так, что, казалось, его нельзя будет оторвать. Второй грубо щупал мои драгоценные груди, а третий, подняв мне рубашку, прижался лицом к ягодицам и водил по ним мокрым носом. Что-то жесткое, будто из конского волоса, пройдя у меня меж бедрами, копошилось у лона; я дотронулась до этого непонятного предмета рукой; что бы, вы думали, это было? — борода отца Илера (как выяснилось впоследствии, так его звали), который, почувствовал себя пойманным за подбородок, укусил меня за ягодицу, чтобы я его отпустила.
Тут все поплыло у меня перед глазами, и я испустила громкий крик, ибо меня пронзила острая боль. Бешеные монахи отпустили меня от неожиданности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70