Из всех возможных оскорблений, наносимых своему ближнему, убийство, вне всякого сомнения, представляется нам наиболее жестоким, ведь оно отнимает жизнь — благо, полученное нами от природы, причем такая потеря остается невосполнимой. Вместе с тем, если отвлечься от того зла, которое испытывает на себе убиваемая жертва, то перед нами сразу возникает множество вопросов.
1. Является ли убийство действительно преступлением, если принимать во внимание только одни законы природы?
2. Будет ли оно преступлением относительно общественных установлений?
3. Вредит ли убийство обществу?
4. Каким образом следует, к нему относиться при республиканской форме правления?
5. Наконец, должны ли мы наказывать за убийство, прибегая к другому убийству?
Приступим к исследованию каждого вопроса по-отдельности, так как предмет представляется достойным того, чтобы на нем остановиться подробно. Возможно, наши рассуждения покажутся кому-нибудь слишком смелыми, ну и что же из того? Разве теперь мы не пользуемся правом свободы слова? Я раскрываю перед людьми великие истины, возвещения которых ждали уже давно, ныне наступает время, когда любые заблуждения вынуждены исчезнуть с лица земли, вслед за предрассудками королевской власти. Является ли убийство преступлением перед природой? Вот он, первый из поставленных мною вопросов.
Здесь нам придется, разумеется, несколько сбить спесь, присущую всем людям, низводя человека до уровня всех прочих творений природы. Впрочем, философу не пристало льстить мелким человеческим слабостям, ведь он постоянно преследует истину, отбрасывая прочь нелепые предрассудки уязвленного себялюбия, с тем, чтобы показать ее без прикрас изумленной публике.
Что именно представляет собой человек? Чем он отличается от растений и животных, обитающих вокруг нас? Само собой разумеется, ничем. Помещенный по воле случая на поверхности земного шара, человек рождается, размножается, растет и чахнет точно так же, как все остальные растения и животные. Подобно прочим организмам, он достигает старости и затем возвращается в небытие, как только дойдет до пределов, установленных природой для каждого из живых существ в соответствии с различным устройством их частей тела.
Между человеком и животным мы наблюдаем такое полное сходство, что пытливому глазу философа становится совершенно невозможно усмотреть здесь хоть какое-нибудь различие. Следовательно, убийство животного можно приравнять по мере совершаемого зла, в действительности весьма незначительного, к уничтожению человека, ведь мы по-разному относимся к этим двум действиям только в силу предрассудков, свойственных нашей спеси, однако же трудно назвать более несчастную нелепость, нежели спесь и предрассудки.
Поставим теперь вопрос ребром. Вы ведь не в состоянии отрицать то, что убийство человека следует приравнивать к уничтожению какого-нибудь дикого зверя; но, может быть, уничтожение любого живого существа уже является определенным злом, как то считали некогда пифагорейцы, а теперь — обитатели берегов реки Ганг? Прежде чем ответить на вопрос, я еще раз напомню читателям, что мы исследуем значение убийства только лишь перед лицом природы, а об отношении этого действия к человеческому обществу речь у нас пойдет в дальнейшем.
Я спрашиваю вас о том, насколько ценными могут показаться природе ее создания, если они не стоят ей, вообще говоря, ни малейшего труда и ни малейшей заботы? Как известно, рабочий оценивает свой труд в зависимости от времени, потребовавшегося на производство того или иного предмета. Так сколько же именно человек стоит природе? И если даже мы предположим, что он все-таки обладает какой-нибудь стоимостью, то будет ли она превышать стоимость обезьяны или слона? Теперь я задаю еще один вопрос, чем на деле являются материальные тела, возникающие в окружающем нас мире? Из чего составлены все рождающиеся на свет существа? Разве три стихии, их образующие, не освобождаются в результате простого разрушения других организмов? Ведь если бы существа оказались вечными, то вряд ли бы природе удалось сотворить что-нибудь новое. Итак, допустив невозможность вечного существования вещей в природе, мы приходим к пониманию одного из основных ее законов, а именно, закона разрушения. Поскольку же уничтожение приносит природе столь огромную пользу, что она, вообще, не может без него обойтись, ибо в созидательной деятельности природа с необходимостью обращается к материалу, возникшему вследствие разрушения, которое наша общая мать, в свою очередь, и подготовила, постольку связываемая нами со смертью идея уничтожения теперь уже не обладает никакой истинностью. Итак, доказать действительность уничтожения ныне представляется совершенно невозможным. В самом деле, то, что первоначально называлось прекращением существования, если речь шла о животном, наделенном жизнью, теперь не следует понимать как реальный конец, ведь мы имеем дело просто с преобразованием материи, возникающим по причине вечного движения истинной сущности материи, которую все современные философы принимают за основной ее закон. Опираясь на наши неопровержимые положения, мы оказываемся вправе рассматривать смерть как простое изменение формы, как незаметный переход одного существа в другое, в свое время названный Пифагором словом "метемпсихоз".
Согласившись однажды с такими истинами, говорить далее о преступности уничтожения становится бессмысленно. Осмелитесь ли теперь вы, люди, держащиеся за свои нелепые предрассудки, сказать мне, будто бы преобразование осуществляется без разрушения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70