«Услышьте мольбы сестры своей. Не для себя…»
И тут как зашумело все: ветер, деревья, кусты, трава. Негромко сперва, потом
громче, громче. Потемнело вокруг, и пошел такой дождь! Крупный, теплый. Кол
дунья лицо подняла, вода по нему течет, со слезами мешается. И мы ревем, Ц н
е верите? Как дети малые. И не стыдно никому слез, а на душе так легко и светл
о сделалось. Промокли все до нитки, а когда дождь кончился, солнце выгляну
ло. Тепло-тепло стало. Развели мы костры, обсушились, бурдюки с вином по кр
угу пустили.
Никто и словом о том, что было, не обмолвился. Зачем? Каждый за себя уже все с
ам решил. Ни злости не было, ни ненависти, только решимость одна: от начато
го не отступать, пока хоть один чужеземец наш народ губит, землю нашу топч
ет. Вот так и началось все.
Ц Сестрой Богов назвала себя, значит? Ц Стафанион, похоже, слышал эту ис
торию не впервые и относился к ней скептически.
Ц Не назвала, Ц возразил рассказчик. Ц Прошептала. Я только и слышал.
Ц А еще она когда-нибудь об этом упоминала? Ц поинтересовался молодой
парень. Видно было, что его эта полуфантастическая история заинтересова
ла.
Ц Я не слышал, Ц ответил рассказчик и, вдруг решив, что ему не верят, возм
утился. Ц Ты думаешь, не скажи она этого, за ней никто не пошел бы? Все бы по
шли! За свое, да не пойти!
Ц А Ксифия она сожгла… Ц задумчиво и как-то невпопад пробормотал Воцес
. По всему было видно, что событие, свидетелем которому довелось стать ему
, до сих пор тревожило его память. Ц И после такого Стафанион смеет утвер
ждать, что старшая госпожа не сестра Богов?!
Ц Молва многое приукрашивает…
Ц Цыц, грек! Молчи. Вы, греки, не чтите своих Богов и потому не верите в чужи
х. Я собственными глазами видел на плече госпожи серую полоску пепла Ц в
се, что осталось от плети Кривого Ксифия, а под пеплом ткань даже не обугли
лась! И конь Ксифия был цел Ц без единой подпалины, а от самого Ксифия ост
алась только горсть праха. Даже доспехи его обратились в пыль!
Валерий, казалось, без интереса вслушивался в спор. Про Кривого Ксифия он
кое-что слышал. Разбойник этот прославился жестокостью, удивлявшей даже
римлян, привыкших к самым разным проявлениям варварства, но не так давно
имя его само по себе как-то сошло с языков, стерлось.
Ц Говорят, он ударил госпожу, и потому она сожгла его, Ц вступил в разгов
ор еще один из воинов.
Ц Нет, Ц Воцес помотал головой. Ц Она прокляла его за то, что он напал на
наш лагерь. Там тогда оставались только женщины, старики и дети. Вот Ксифи
евы молодцы и потешились над ними вволю. Госпожа, как вернулась (она в то в
ремя с воинами была), развернула коня и помчалась по их следам. Мы Ц за ней.
Нас всего-то было человек пятнадцать. Надо быть или сумасшедшей или сест
рой Богов, чтобы с таким отрядом бросаться в погоню за бандой Кривого Кси
фия. Мы их догнали.
Госпожа стала кричать и стыдить их. У Ксифия в отряде было около полусотн
и воинов Ц все отъявленные мерзавцы, не знающие ни стыда, ни страха, ни жа
лости. У нас зубы застучали, когда они услышали госпожу и, поняв, что нас ма
ло, повернули коней к нам. А госпожа, словно не видит ничего, с коня соскочи
ла и к Ксифию. Клянусь мечом, но у нее на глазах были слезы: «Римляне землю т
вою топчут, Ц кричит, Ц а ты с детьми и стариками воюешь?! Жен бесчестишь?!
Где честь твоя? Где совесть?!» Ну а он, видно, смутился сперва, но ненадолго.
Гарцует перед ней: «Заткнись, Ц говорит. Ц Каждая баба будет тут мне ука
зывать, что делать, а чего не делать. Да я тебя сейчас, собаку такую, в лепешк
у расшибу…»
Тут-то госпожа и воскликнула: «Огонь небесный, рассуди нас и покарай вино
вного!»
Ксифий рассвирепел, коня на нее направил, а конь не слушается, на дыбы подн
ялся. Ксифий как хлестнет ее плетью… Тут-то они и вспыхнули. Огонь их как к
ольцом охватил и стеной поднялся.
Жар от этой стены такой, что все, кто рядом был, прочь шарахнулись. И мы, и го
ловорезы Ксифиевы.
А они стоят в пламени: госпожа, конь над ней навис, Ксифий склонился и плет
ь сжимает, а плеть эта госпоже через плечо легла. Успел-таки ударить, подл
ец!
Потом жар спадать начал, и Ксифий стал осыпаться. Понимаете? Как те песчан
ые фигурки, что дети из мокрого песка у воды лепят, когда они, фигурки эти, в
ысыхать начинают. Потом голова у него отвалилась, о траву ударилась и рас
кололась, а сверху все остальное посыпалось. Конь на четыре ноги опустил
ся Ц осторожно, чтобы госпожу не задеть, Ц дрожит, с морды пена клочьями
падает.
А госпожа повернулась к головорезам Ксифиевым и молчит. Те с коней сошли,
Ц а она молчит, на колени опустились Ц молчит, на земле распластались… Н
у и глаза у них были! Не, неверно, мы не лучше смотрелись. Одно дело человека
в бою мечом по башке хватить, а другое Ц когда он у тебя на глазах в пыль сг
орает. У нас от того жара волосы скурчавились, а у госпожи хоть бы волосок
скрутился. А ведь она такая же, как и все. Ксифий ее тогда так плетью огрел, ч
то она два дня рукой шевельнуть не могла…
Ц Ты не о госпоже говори. Ты рассказывай, что дальше было, Ц перебил Воце
са парень, которого до этого сильно поразил рассказ о начале восстания.
Ц А что дальше? Ничего особенного. Те молили госпожу простить их, а она ск
азала, что передает их в руки Богов, и что пусть судьба их решится в честно
м бою с римлянами. Кто останется в живых, тот и дальше жить будет, а кто поги
бнет Ц своей кровью их грехи и оплатит. Так мы и вернулись. В лагерь, правд
а, госпожа их не пустила Ц не хотела расправы, а в решении своем не раская
лась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59